– Я видела, как она спрятала шпаргалку в джинсы, – упрямо заявила Крылова и показала пальцем. – Прямо туда. Наверняка в трусы запихала.

Казалось, вся аудитория проследила за пальцем этой жалкой обманщицы. На лице Елены уже было написан ее следующий приказ – «а, ну покажи!» – но она вовремя опомнилась. За два шага преодолела оставшееся расстояние до моего стола, перевернула почти дописанные экзаменационные листы к себе, перевернула пару страниц, остановилась на коротком сочинении о свойствах гиалуроновой кислоты и я увидела, как ее брови медленно полезли наверх.

– Что? – не поняла я. – Я что-то неправильно сделала?

– Эммм… – протянула аспиранта. – Да нет… Ты как раз… все слишком… правильно сделала. – Она перевела изумленный взгляд на меня. – Я, конечно, много чего видела, но чтоб списывали вот так – до последней строчки… это какой-то верх наглости, Воронцова. Ты хотя бы своими словами описывала. У тебя даже запятые там же, где и в учебнике.

Похлопав ресницами, она пришла в себя и приказала.

– Марш в кабинет за кафедрой! И руки в карманы не засовывать. Увижу, что выронила что-нибудь – сразу же на исключение пойдешь!

Онемевшая от возмущения, под сочувственные взгляды сокурсников, я побрела в сторону кафедры – это же надо позорище какое! И ведь не объяснить, что я просто-напросто неуязвимый, бессмертный, вечно-молодой сверхчеловек со сверхспособностями! И главное, почему Илья Андреевич не предупредил меня? Мог бы сказать перед тем, как отпустил меня на этот никому теперь не нужный экзамен – будь осторожна, Ксения. Не увлекайся со своей фотографической памятью. Наверняка, специально не сказал – чтобы надо мной поиздевались…

Легок на помине, не успели мы с Еленой покинуть помещение экзаменационной аудитории, в дверях появился Воскресенский.

– Здравствуйте, дети… – с налету пошутил он и осекся, взглядом остановившись на мне, в арестантской позе направляющейся в сторону внутренней двери – в подсобные помещения за кафедрой, где меня, по всей видимости, собирались «шмонать».    

Профессор нахмурился.

– В чем дело? – перевел недовольный взгляд на аспирантку. – Что тут у вас произошло?

– Воронцова списывала! – с готовностью затараторила Елена. – Причем сочинение скатала слово в слово, даже пунктуацию не изменила, представляете? Вот посмотрите!

Быстрым шагом она сбежала вниз, схватила со стола мой экзамен, вернулась и ткнула листы профессору в руки. Тот глянул – сначала на нее, потом на меня. Вернулся взглядом к листам, и брови его, также как у Елены, взметнулись наверх.

– Да… – пробормотал. – Похоже, что вы правы… Тут действительно, слово в слово. Зачем тебе это понадобилось, Воронцова? Неужели и без того проблем мало?

Я просто рот раскрыла от возмущения, не зная, что и сказать. Проблем-то у меня, конечно, хватает, но как он предлагает контролировать фотографическую память? Копировать информацию выборочно? Но это же бред! Зачем лимитировать такие крутые возможности!

– Я обыщу ее, если вы не против, профессор, – продолжала болтать Елена, не обращая внимания на его слова.

– Я – против! – слегка придя в себя, опомнилась я. Что это за фашистские методы?

– О! – Елена торжествующе подняла палец вверх. – Я говорила, у нее в джинсах шпоры напиханы! Была бы невиновна, не сопротивлялась бы!

– Да с какой стати вы будете меня обыскивать?! – вспылила я. – Вы какое имеете право, вообще?!

– Я – та, кто может зарубить тебе целый курс за списывание, Воронцова! – сузив глаза, аспирантка понизила голос и зашипела. – Немедленно в подсобку!