– В определенной степени. Идем, – он потянул меня к выходу. – Разберусь с этим зверем позже, не то мы опоздаем на экзамен… Еще и подругу твою надо найти… Я послал за ней кое-кого, но возможно она убежала слишком далеко.

– Какой экзамен, какая подруга, когда… такое? – я вяло сопротивляясь, все еще осматривая руку, пытаясь найти в ней хоть какие-то следы зубов дикого зверя. Не может быть. Этого просто не может быть.

И тут, уже на выходе, это случилось. То, что доказало мне, что может. Что все это происходит на самом деле, а не в моем замутненном и воспаленном воображении.

Начавшись где-то в затылке и мгновенно отозвавшись по всему телу раскаленными очагами, тело пронзило болью – резкой, острой, разъедающей меня изнутри… Скованная судорогой, я выгнулась так, что почти встала на мостик, отдаленно ощущая, что меня держат, что мне не дали удариться головой об пол. Хрипя, уже почти без голоса, я кричала от боли и проклинала в душе ту минуту, когда позволила себе увлечься и выяснить, что же такое делает с женщинами наш загадочный профессор… Вот теперь на собственной раскаленной шкуре чувствую, что.

– Тшш… уже проходит… еще немного осталось… – донеслось спустя целую минуту этого ада – наверняка, он говорил мне это все время, пока я билась в судорогах, просто я не слышала, не была в состоянии слышать.

Так же неожиданно, как пришла, боль отступила, оставляя меня совершенно обессиленную и взмокшую. Тяжело дыша, я хваталась за плечо и рукав пиджака Воскресенского, пока он успокаивал меня, гладил по лбу, убирая мокрые волосы назад…

Наконец, все кончилось – дыхание постепенно успокоилось, слезы, льющиеся по щекам, высохли или были вытерты неожиданно заботливым профессором.

– Я, наверное… кошмарно выгляжу… – попробовала пошутить, слабо усмехаясь и облизывая пересохшие губы.

Он как-то странно посмотрел на меня. А потом вдруг легко, как пушинку, поднял на руки и сделал вместе со мной пару шагов в угол комнаты. Поставил на пол.

– Гляди, – приказал. И повернул меня к стоящему в углу напольному зеркалу в человеческий рост.

Из его глубин смотрела, конечно же, я. Но такая я… что пришлось снова вцепиться рукой в профессора, чтобы удержаться на ногах.

Все, абсолютно все во мне было лучше, чем раньше! Волосы гуще и, даже, как мне показалось немного длиннее. И... светлее?! Я приблизилась к зеркалу, вглядываясь и щуря глаза. Даже какие-то золотистые стали, чего раньше за ними замечала – русые и русые. Ресницы сгустились и красиво топорщились в уголках глаз, оттеняя их сочный, зеленый цвет. Сами глаза стали ярче, а скулы еле заметно потемнели, словно я прошлась по ним бронзером, отчего лицо приобрело более овальный оттенок. И это было просто замечательно! Всегда терпеть не могла свою круглую, чересчур детскую мордашку.

И самое главное, я… похудела! Не настолько, чтобы близкие подруги испугались, как испугалась я, когда ноги той женщины уменьшились сразу на три размера, но все же я явно потеряла тот лишний килограмчик, что наела у родителей за зимние каникулы.

– Да. Это – ты, – глухо подтвердил над моим ухом профессор. – В своей самой лучшей форме. И такой ты останешься навсегда.

Я подняла на него глаза в зеркале.

– Звучит неплохо. А если мне надоест? Быть такой?

Он прищурился.

– Есть пути отступления. Но сейчас я бы не хотел, чтобы ты думала о них, – и медленно повернул меня к себе.

Его глаза были совсем близко, и по их блеску я знала… чувствовала, о чем он хочет, чтобы я сейчас думала. И знала, что воспротивиться я не смогу – физически не смогу. На каком-то молекулярном уровне не смогу сказать нет тому, кто дал мне эту новую жизнь, это новое тело. Должна буду отныне и навсегда исполнять все его желания, все его самые извращенные прихоти…