Я передернулась – так зловеще это звучало. Прям как в фильме про вампиров.
– А вы время вспять не умеете поворачивать? – жалобно спросил, тоже разглядывая метку. – Ну, чтобы мы с Марго решили не залезать к вам в кабинет…
– Не поможет, – его голос неожиданно смягчился, словно он почувствовал, что я сейчас расплачусь. – Даже если у меня была с собой временной агрегат, повернуть время вспять – не означает сделать что-либо по-иному. Переход во времени стирает память, и при тех же самых изначальных данных, человек всегда совершает одинаковые действия. Тебе было предначертано разделить судьбу Бессмертных. А от судьбы, как известно, не убежишь.
Неожиданно в нашу беседу вмешался оживший барс. Подкрался совершенно бесшумно, мягко спрыгнул на пол и перевернулся на спину, урча и пушистым боком прижимаясь к моим коленям.
– Погоди, надо его снова умертвить, чтоб не мешался… – совершенно безжалостно отреагировал профессор, вставая. – Пойду поднимусь в лабораторию, соберу то, что осталось от мертвой воды… Как ты себя чувствуешь? Сможешь писать экзамен?
Я помотала головой, не веря, что он может так легко обсуждать сначала чье-то умертвление, и сразу же за этим – мой экзамен.
– Стоп-стоп! Как умертвить? Это же… Людвиг! – защитным жестом я зарыла пальцы в шкуру барса и придвинула его еще ближе к себе. Людвиг одобрительно заурчал, подставляя мне живот.
– Он Людвиг в любом случае, – холодно объяснил профессор. – Смерть не делает тебя другим существом, просто изменяет твое естественное физическое состояние. И естественное физическое состояние этого существа – мертвое. Я оживил его только для того, чтобы продемонстрировать тебе, что могу это сделать. А для того, чтобы ты не подумала, что я обманул тебя изначально, я принесу сейчас того яда, что достался тебе, и покажу, что стало бы с тобой, если бы ты помедлила еще минуту…
– Я верю вам! – воскликнула, сама удивляясь своей горячности. – Я ни в чем не сомневаюсь, только оставьте барсика в покое!
Он выгнул бровь.
– Барсика?
Я смутилась.
– Ну, то есть… Людвига! В общем… вот это.
И, наглядно демонстрируя, подняла тяжелую кошачью лапу вверх, отчего барс недовольно заурчал и забил хвостом по полу.
– Осторожно. Он – дикий, – предупредил меня Илья Андреич, но было поздно. Выгнувшись, барс зашипел, оскалился и, не успела я отдернуться, цапнул меня зубами руку – ту, самую, которой я держала его за лапу.
– Ах ты ж гад! – прожженная резкой болью, я ругнулась, отпихивая животное и выкарабкиваясь из-под его бока.
– Я предупреждал, – быстро шагнув ко мне, профессор помог мне встать, прогнал наглого барса раздраженным «брысь» и слегка приобнял за плечи. – Ну-ну… сейчас заживет.
– Какое «заживет»? – всхлипнула я, прижимая окровавленную руку к груди. – Тут зашивать надо, до кости продрал, скотина неблагодарная… Я тут еще заступаюсь за него… Животное…
Чуть приоткрывая ладонь, которой держала рану, я опасливо глянула внутрь. И обмерла. Вскрикнула даже, резко отодвигая от себя руку, как будто она была покрыта заразным лишаем. Хотя, по сути, она была… наоборот.
– Невероятно… – шептала, вертя руку перед собой и не веря своим глазам.
И было отчего! Рана, которая еще несколько секунд назад зияла, пугая оголенным мясом и обильно сочащейся кровью, почти затянулась!
– Капаешь на пол… – недовольно прокомментировал Воскресенский, подхватывая мое запястье какой-то салфеткой и вытирая уже почти полностью здоровую кожу.
– Я что теперь… – прошептала хрипло, проводя по руке вслед за салфеткой, – неуязвимая?