– Немедленно прекратите это… – отчего-то шепотом потребовала. – Пожалуйста… Мы в коридоре…

– Тут никого нет, – он все еще неотрывно и даже как-то завороженно смотрел мне ниже пояса.

Пуговица выскочила из петли с неожиданно громким звуком, и мы оба вздрогнули.

– Продолжай, – приказал он ровным, хоть и слегка осипшим голосом, словно ему надо было прокашляться. – Или покажи мне свои шпаргалки.

Боже, он с ума сошел… Моя рука медленно потянула собачку молнии вниз, и даже не глядя вниз, я знала, что он видит, уже без сомнения видит желтые кружавчики на моих позорно розовых трусиках с надписью «Крошка»! Черт, ну почему, почему я не надела что-нибудь более серьезное! – пронеслась идиотская мысль.

– Продолжай… – его голос снова подхлестнул меня, физически заставил мои руки двигаться быстрее, и, по мере того, как опускалась вниз молния на моей ширинке, глаза Воскресенского ширились. И даже не сами глаза, как поняла я вдруг, а… зрачки?! Ширились и темнели, будто ему в глаза атропин закапали.

– Хватит… – уже почти без голоса прошептала я, практически спустив штаны до середины бедра. – У меня ничего нет…

Верх трусиков вместе с надписью был уже на виду, и я молила бога, чтобы он не приказал мне повернуться задом – потому что там, в дополнение к надписи «Крошка» было напечатано… «Горячая». Такого позора я точно не переживу.  

– Повернись, – словно прочитав мои мысли, приказал он уже совсем низким голосом.

Где-то в конце коридора хлопнула дверь, и это стало моим спасением.

– Надевай обратно! – скомандовал Илья Андреевич и шагнул ко мне – то ли прикрыть меня, то ли помочь натянуть джинсы. Ни то, ни другое не понадобилось – как только я почувствовала свободу, я оделась и застегнулась так быстро, как еще никогда. И уж явно быстрее, чем из двери нашей аудитории повалили студенты, громко обсуждая мое фиаско на экзамене. И уж, конечно, королевой этого бала Крылова.

– Я чуть в обморок не упала, когда заметила с какой наглостью она скатывает! – возмущалась она. – Мы тут, понимаешь, из учебников не вылезаем, а она обклеилась шпорами и думает, что самая умная…

– Еще и вырядилась, намалевалась как на праздник… – вставила одна из ее подпевал – по голосу Самохина. –  Ресницы нарастила! Откуда у нее деньги на ресницы-то?

– Это ламинирование, – со знанием дела поправила ее Ната Вербицкая, еще одна из этой противной компашки. – Оно вроде как дешевле.

– Да какая разница! – раздраженным голосом остановила их обеих Крылова, явно недовольная тем, что разговор уплывает из нужного русла. – Факт в том, что девушка явно шарится по вечеринкам вместо учебы и думает, что все мы идиоты. Еще небось и папика себе завела – реснички оплачивать… Интересно, свои эссе она сама пишет или заказывает? Надо проверить – есть программка одна, ищет совпадени…

Прервавшись на полуслове, Крылова остановилась так резко, что остальные врезались в нее и чуть не сбили с ног – из нашего закутка, преградив всей компании дорогу, в развалочку вышел Воскресенский.

– Еще раз здравствуйте.

Стоя у него за спиной, я не видела выражения его глаз, но страх, отразившийся на лицах, был весьма красноречив.

– Так кто, говорите, был свидетелем списывания? Ты, Крылова?

Та переступила с ноги на ногу, не сводя с лица профессора испуганного и даже какого-то умоляющего взгляда.

– Яя…

– Ты видела, как Воронцова списывала?

– Д-да, Илья Андреич…

Ее браваду как рукой сняло – видно было, что еще немного и она начнет мямлить и признаваться в том, что вроде как видела, а вроде, как и… нет.

– И куда же она дела эти листы? Не знаешь? – уже совсем жутким голосом потребовал знать профессор, и я увидела, как группа поддержки Крыловой начала истончаться – сначала один, потом другой, потом сразу парочками и тройками, студенты разбегались, словно крысы с тонущего корабля, в конце концов оставив Крылову совершенно одну. Даже две ее самые преданные подружки убежали, бросив что-то про опоздание на следующую пару.