– Нет, не особенно, – честно признался он. А я к тому моменту обернулась к двери и лишь буркнула:

– Хорошо. Тогда схожу к расписанию дежурств, проверю.

Останавливать меня никто не стал. И это замечательно.

Жаль только, в коридоре вечером было все еще людно. Кто‑то из студентов, вопреки запрету, по‑прежнему ходил полуголым, но хотя бы в штанах и тапочках – уже радует. Не то что два дня назад.

Да уж, как вспомню построение во внутреннем дворе среди студентов, так улыбаться хочется до ушей. Директор знал, как надавить на больное. Он попросту пригрозил, что из‑за моих жалоб начнет отбирать у них контроль над нежитью. Один проступок – один зомби, скелет, упырь или демон. Студенты, дослушав слова архимага, впечатлились и встали ровнее. А после вводной уличной лекции выстроились всей толпой в мою комнату, чтобы первыми поздороваться и «навести со мной мосты», как любезно поделился мудростью Бранд Элфрин, расталкивая всех и вся.

Пока я мысленно пребывала в воспоминаниях, успела спуститься по лестнице, не реагируя на заискивающие кивки некоторых встречных анежек. Теперь‑то я знала, что это означает. Упрощенное название обучающихся в Академии Нежити. Вначале было «анежы» затем довилось еще и ласкательное «ки». Соответственно, шэмники – ученики Школы Мертвых, шасники – ученики Школы Смерти. То есть младшие курсы, у которых и нежити меньше, и привилегий по всему некрогородку.

Все тот же Бранд, пытаясь уговорить меня «сняться» на его костесвет, прямо‑таки превратился в саму любезность. И если бы не его просьба, я, возможно, надумала бы с ним подружиться. А так держу дистанцию.

Что же до прозвища «Милашка», то в глаза теперь меня называют исключительно Эмилем. Но, увы, стоит только отвернуться, как я слышу глухие смешки в спину.

Впрочем, ничего, от этого никто не умирал. Тем более мне не так обидно, как должно быть. Ведь я действительно не считала себя уродиной. Да, симпатичной молоденькой девушкой с волосами цвета платинового блонда и выразительными чертами лица. Не более. Рузи бдительно следила за моей самооценкой и, стоило мне только возгордиться, непременно возвращала с небес на землю.

– Ком‑м‑мендант! – услышала я крики кого‑то с лестницы. – Ком‑м‑мендант!

Вот зачем я, спрашивается, вышла из комнаты? Рабочий день окончен, а этим невдомек.

Я пересилила себя и обернулась в сторону крикливого. Высокий и столь же худой парень спешил ко мне, шлепая гигантскими тапочками по полу.

– Да? – Недоуменно уставилась на него.

К моему удивлению, студент выглядел действительно взволнованно и озадачено. Это был Шемсон Дутч, собственной персоной. Отличник четвертого курса. Да, составляя график дежурств, я успела запомнить почти всех своих новых блюстителей чистоты и порядка из числа костолюбов некрогордка.

– Я… как и положено, – пыхтел он, переводя дыхание. – Наводил порядок в комнате… Это, ну… Чтобы успеть к проверке послезавтра. Ведь у меня потом сессия, зачеты. А нежить мне нужна в полном составе. Иначе защиты курсача не видать, как своих фаланг…

– Короче, – попросила его я, не улавливая сути в сумбурно сказанном.

– Я ногу нашел. Чужую. Почти целую, от кончиков пальцев до тазобедренной кости.

От услышанного чуть в обморок не хлопнулась прям там, еле на месте устояла. Как нога? Чья?! Какая? Правая? Левая? Ой, тьфу!

Поток моих глупых мыслей прервал, конечно же, помощник номер один. И что бы я делала без Бранда, который, выруливая с лестницы, пояснил:

– Да кости это, наверняка от разборки чьего‑то скелета остались. Вон Бернхард до сих пор родную ступню ищет.