Я не собираюсь ничего говорить. Вряд ли он нуждается в моих утешениях, или проповедях о морали. Крошечными шажками стремлюсь к двери и мечтаю уйти в целости и сохранности. А еще я снова всерьез задумываюсь о том, чтобы уволиться. Не складывается у меня с этим местом. Меньше всего мне хочется работать на человека с некоторыми психическими отклонениями. Потому что… либо у него не все дома, он складно и мрачно сочиняет. Либо… Александр Каррас самый настоящий монстр. 

― Прежде чем ты уйдешь, ― мямлит мне вдогонку. От заветной цели меня разделяет буквально два-три метра. ― Поскольку я слишком пьян, думаю другим местом, а не головой, и рассказал тебе то, что не следовало… В общем, не вздумай кому-нибудь проболтаться, ― выставляет требование непринужденным тоном и протяжно зевает. ― Если я узнаю… ― новый зевок.

Затих.

Уснул.

12. Глава 11

ВЕРА

С самого утра меня окружают перешептывания домработниц. Куда бы ни пошла, повсюду шлейфом следуют пересуды. Я удостоилась чести дебютировать в главной роли наряду с господином Каррасом в самой жаркой сплетни уходящей недели. Не ожидала, что садовник Аркадий Павлович окажется заядлым звонарем. Он рассказал вышедшей с больничного Марте, что видел, как хозяин дома обжимался со мной поздней ночью. Их услышала Кристина, отвечающая за уборку на втором этаже, и растрещала своим подружкам. Такими стремительными темпами к полудню все члены персонала были поставлены в известность о разыгравшейся между мной и Александром сцене. Естественно, никто не потрудился подойти ко мне и развеять несусветные небылицы.

Во время обеденного перерыва я не могу спокойно поесть. Под прицелом косых взглядов с трудом проглатываю еду, совершенно не ощущая вкуса. Аппетит уничтожен набирающими оборотами сказками о том, что я и господин Каррас крутим интрижку.

В конце концов, я откладываю тарелку с порцией болоньезе и возвращаюсь к работе. Физический труд молниеносно вытесняет мысли о моей рухнувшей до уровня плинтуса репутации в глазах коллег. Теперь они считают, будто я пытаюсь пробиться через тернии к раю, ради этого всеми силами ублажая греческого миллиардера. Судить по себе ― дело последнее. Я не лезу, не рвусь выступить с оправдательной речью. Раздражена, безусловно, но держусь в стороне.

Через полтора часа у Машки заканчиваются уроки. Мне нужно успеть с уборкой в гостевых спальнях на первом этаже, а затем бежать забирать ее из школы. Я отношу грязное постельное белье в прачечную, на обратном пути встречаю управляющую персоналом. Елизавета Георгиевна выставляет вперед руку, требуя моего внимания.

― До меня дошли не самые приятные слухи, Вера. Не потрудишься объяснить?

Делать вид, будто я как в танке глухом живу, нет смысла, а очень хочется изобразить руками домик и сказать, что я спряталась.

― Это сплетни, не более. Уверяю вас, ― вежливо улыбаюсь управляющей.

Распространяющие ложь голоса большинства против одного моего. Елизавета Георгиевна хмыкает, размышляя, доверять ли моим словам.

― По уставу какие-либо личные отношения с руководством запрещены и караются немедленным увольнением, ― невозмутимым наставническим тоном вещает она. Я прекрасно помню данный пункт, обусловленный в трудовом договоре и книжечке с правилами. ― Я надеюсь, между тобой и господином Каррасом ничего не происходит.

Я твердо киваю.

― Ничего.

― Хорошо. Больше не смею тебя задерживать, ― застегнутая на все пуговицы дама с бесстрастным лицом разворачивается на каблуках и удаляется по коридору, исчезнув за первым поворотом направо.

Расправившись с делами в последней комнате, я возвращаю инвентарь в кладовую. В главном холле удачно пересекаюсь с Кирьяном.