Этим он мне и импонирует, засранец. Не скрывает своей насквозь пропитанной меркантильностью и жадностью натуры. Паша прямолинеен, грубоват и не страдает подхалимством ради процентной надбавки. Его демоны видны на поверхности ― не приходится нырять глубоко в его черную сущность, чтобы вытащить и изучить каждого. С таким людьми либо сразу находишь общий язык, либо относишься к ним с осторожностью. Мне повезло, что мы с Митрошиным без проблем поладили, потому что он чертов финансовый гений. За время работы с ним я увеличил свой доход втрое. У этого парня безупречная интуиция на курс валюты и инфляцию. Прогноз фондового рынка ― его конек.
― Через несколько дней предоставлю тебе финансовый план на следующий месяц, ― сделав глоток, Паша поворачивается к ультрабуку и в процессе быстрого печатания спрашивает: ― Пропустим по бокальчику виски в «Арлетт» сегодня после девяти? Я тысячу лет не играл в бильярд. Девочек закажем.
Я убираю папку в кожаную сумку-дипломат и встаю со стула.
― В другой раз.
― Обижаешь, Каррас.
― Сегодня никак. Мама приезжает. Я должен встретить ее в аэропорту.
…Разместить в отеле, поужинать, выжить.
― Оу, ― с пониманием протягивает Митрошин, отрывая пальцы от клавиатуры и отвлекаясь от экрана. ― Судя по твоей кислой физиономии, ты не особо этому рад.
Моя мать ― тиранша, воспитавшая тирана. Я люблю ее, однако предпочитаю находиться в разных странах для душевного спокойствия (его жалкой извращенной копии). При каждой встрече мы схлестываемся по тем или иным причинам. Времена, когда я неуклонно шел на уступки, канули в лету, и матушка это не приветствует. Быть ее сыном ― тяжелая ноша. Но разве не этого она добивалась?
Паша верно подметил. Я взвинчен с самого утра, когда мама разбудила меня звонком с известием о скором приезде из Санторини. С какой целью она пожелала покинуть свою виллу на берегу Эгейского моря остается для меня загадкой, как и то, сколько продлится ее визит в Россию. Неизвестность тревожит.
― Что ж. Удачи, друг, ― Митрошин поднимает руку в жесте прощания.
Лучше бы пожелал мне терпения.
***
Малейшие зачатки тоски по матери сгнивают молниеносно под гнетом ее присутствия. С первых секунд появления авантажной миниатюрной фигуры в поле моего зрения, осанисто шествующей под двумя зонтами, я ощущаю, как напряжение стремительно сгущается в промозглом воздухе и вонзается в виски острыми толстыми иглами.
Прибытие Эвджении Каррас сопровождается пробирающими до костей раскатами грома и мерцанием молний. Как символично.
― Дорогой, здравствуй, ― мама сходу вручает мне свою квадратную черную сумочку.
― Привет, мама. Как долетела?
― Сносно.
Мы скупо обнимаемся, садимся в автомобиль и едем в лучший московский отель, в котором я забронировал президентский люкс. Стелла настаивала на том, чтобы я привез маму домой и, наконец, представил их друг другу. Дурочка. Госпожа Каррас продемонстрировала бы ей такие глубины унижения, о которой моей девушке и не снилось в самых жутких кошмарах.
― Я заеду через пару часов, ― оповещаю мать, когда автомобиль останавливается у парадного входа в пятизвездочный отель. ― Съездим куда-нибудь поужинать.
Мой человек открывает снаружи дверь с ее стороны и стоит с зонтом и протянутой рукой под ливнем в ожидании, что мама вложит свою ладонь.
― Увидимся завтра. Полет вымотал меня, ― изрекается лапидарно.
От ее авторитетного тона у меня сводит зубы.
― Я отменил планы на вечер, чтобы побыть с тобой, ― прикладываю все усилие воли, вторя матери и говоря бесстрастно. Я не чертов мальчик на побегушках.