Весь оставшийся день проходит словно в тумане. Ровно в восемь, закрыв магазин, забегаю в магазин за продуктами и спешу к автобусной остановке. Занимаю единственное сидячее место в маршрутке и невидящими глазами упираюсь в монитор. Там крутят социальную рекламу.

Но вот картинка меняется: на экране предстает миловидная женщина в белом халате.

«Суррогатное материнство, — вещает она, — хороший способ помочь бездетным парам и получить при этом достойное вознаграждение. Мечтаете существенно улучшить свое материальное положение или жилищные условия? Вы можете это сделать, став суррогатной мамой в Центре суррогатного материнства «Персефона»!

Я уже не мечтаю выйти замуж и стать матерью, для меня это кажется недостижимой мечтой. Хотя физически я крепка и здорова. Интересно, сколько платят суррогатным мамам?

Достаю из кармана ручку и записываю номер телефона клиники на тыльной стороне запястья — совсем как шпаргалку в школе. Не придумали лучшего способа запомнить формулу, чем записать ее на руке и прикрыть длинным рукавом.

Когда добираюсь до дома, уже темнеет. В кухне горит свет и даже до калитки доносится запах горелой картошки. Мама никогда не умела готовить.

Дохожу до двери и едва не падаю в обморок. На ней красной краской выведено: «Осталось двадцать дней».

— Ты кому-нибудь открывала дверь? — кричу, влетев в дом. — С тобой все в порядке?

Мама растерянно улыбается и разводит руками:

— Так никто не приходил. Что случилось, Оленька, ты будто призрака увидела… Бледная, испуганная.

Да, мама, я увидела призрака. Призрака прошлого. А еще кредиторы отчима нашли нас и здесь, и у нас только двадцать дней, чтобы расплатиться по счету. Бежать больше некуда.

— Все хорошо, мам, — пытаюсь выдавить улыбку. — А чем это у нас так вкусно пахнет?

— Я пыталась пожарить картошку — на сливочном масле, как бабушка делала. Помнишь?

Киваю и с опаской наблюдаю за тем, как мама выставляет на стол сковородку, приподнимает крышку.

— Немного подгорело… Но если есть сверху, то вроде бы ничего. Сейчас еще огуречной травы нарежу — представляешь, выросла! Если сбрызнуть маслицем и посыпать зеленым лучком, получится объедение.

— Хорошо, мам, ты режь салат, а я ненадолго выйду на улицу.

Хватаю моющее средство, губку и ведро воды. Вылетаю за дверь и с яростью и ожесточением соскребаю с двери проклятую надпись. На вопрос матери отвечаю, будто решила убрать паутину. Но помогать мне не надо, потому как на улице сильный ветер.

На следующее утро перед работой в магазине решаюсь заглянуть в «Персефону». Не очень-то надеюсь на чудо, но отчаянно ищу выход из ситуации.

— Простите, но бездетные и незамужние не могут стать суррогатными мамами, — с легким сожалением произносит главврач центра. Начес на ее голове а-ля девяностые напоминает улей. — Хотя… ваша внешность. Скажите: рыжий ― ваш натуральный цвет волос?

— Да, — киваю, не слишком понимая, какое отношение моя внешность может иметь к суррогатному материнству. — Почему вы спрашиваете?

— А как бы вы отнеслись к предложению стать не только суррогатной мамой, но и донором? — интересуется Анна Николаевна в свою очередь. — Понимаете, у некоторых женщин физически невозможно созревание фолликула. Донорство — их единственный способ стать матерями. И, разумеется, это естественное желание, чтобы их детки походили на родителей. Или на других близких людей.

Я не думала, что подобное практикуется. И совершенно не готова к подобному повороту. То есть мне, по сути, придется отдать собственного ребенка чужой тете? Зачать от незнакомого мужчины, пусть и с помощью ЭКО. Девять месяцев носить под сердцем малыша. А после расстаться без права видеться?..