— А кто это у нас капризничает? — заговаривает Олег и становится так, чтобы он и малышка могли видеть друг друга. — Это что за маленькая красавица? Маленькая капризуля, которую я сейчас укушу? — клацает зубами.

Девочка мигом перестаёт плакать. Отталкивается от мамы и тянется к Олегу, который берёт её на руки и отходит в сторону, продолжая играть с ней.

Не сразу удается взгляд от них отвести. Где-то глубоко в груди ревность одолевает. Но я быстро смахиваю это чувство.

Олег всегда ладил с моими племянниками. У него талант их увлекать.

— В общем, мы вовремя успели, — начинает Саша, щёлкнув пальцами. — Да, лечение этого заболевания у детей сложное. Потому что они элементарно не могут сами себе диагностировать начальные признаки приступа. Но у меня уже были под наблюдением семь детей с таким диагнозом. Я научился сам контролировать и распознавать первичные признаки. Я пишу докторскую на эту тему, — добавляет он для Марии. — В общем, как я и сказал, вначале мы купируем имеющийся приступ. Вылечим пневмонию по пути. А после подберём поддерживающую терапию для девочки. Но обследования на этом не заканчиваются, Мария. Мы будем ещё обследовать, чтобы понимать степень сложности заболевания в её конкретном случае. Вы на это готовы? Это не день, не неделя, не месяц и даже не год.

— Конечно! Я на всё готова, — делает она шаг к нему. — А ей больно? Сейчас?

— Ей плохо, — отвечаю я. — Ей чертовски плохо. Больно только во время приступов.

— О боже! — шепчет она, громко и прерывисто выдохнув весь воздух из лёгких, чтобы не заплакать. Но эмоции сильнее. — За что ей такое наказание? — голос дрожит, и мне хочется ее обнять. Утешить. Попросить прощения.

— Мария, не плачьте, — Царёв протягивает ей свой платок. — Можете брать Олега и дочь. Вам готовят палату номер пять. Можете сами дойти. Олег знает, где это. Но не смейте плакать! Всё будет хорошо с вашей дочерью! Я вам даю слово! Не показывайте девочке свои слезы. Это может усложнить ее лечение. В любой терапии важно спокойствие пациента и лишь положительные эмоции. А какое будет ей спокойствие, если ее мама плачет?

— Хорошо, — кивает она.

Даёт себе несколько секунд, чтобы убрать слёзы с лица, и оборачивается к Олегу. Показывает в сторону коридора, и вместе они скрываются в поисках палаты.

— Саш, — обращаюсь к нему я, когда вокруг становится совсем тихо. — Что там с девочкой?

— Та же разновидность, что и у тебя, — отвечает он сочувственно. И, облизнув губы, решается говорить прямо. — Скажи мне, что это случайность, Матвей. Что эта маленькая девочка — не твоя дочь.

— Моя.

— Бог мой!

— Я не знал! — злюсь на его осуждение. — Правда не знал! Несколько минут назад от Олега узнал о том, что моя бывшая родила всё же.

— А они вместе? — интересуется и сводит брови к переносице. — Твой сын и мать твоей дочери — они…

— Да.

— Олег не знает о твоём нарушении целибата? И с кем именно? — бьёт он словами, безошибочно попадая в цель.

— Да.

— Весело.

— Саш, спаси её, — прошу его. — Не повтори ошибку своего отца. Третьей могилы мне не нужно.

— В отличие от отца, у меня есть опыт, Матвей, — обиженно кидает. — И я сделаю всё, что в моих силах.

— Извини…

— Но дочь у тебя классная, старик, — позволяет себе улыбнуться и меня подколоть. — На тебя похожа. Но если ты словами кусаешь, то она зубками, — руку мне свою показывает с улыбкой. — Хватка твоя. Воронцовская, — подмигивает и уходит.

— Пап, — окликает меня Олег.

— Олег? — испуганно оглядываюсь.

Вдруг он что-то услышал из разговора с Царевым? Вдруг он теперь все знает? Не хотел бы, чтобы он сейчас и вот так узнал правду.