– Давай за мной! – крикнул я, и мы понеслись вперёд. Лошади мчались, словно понимали, какая опасность нам всем угрожает. Передок подпрыгивал на кочках, и орудие сзади подскакивало. Я боялся: вдруг перевернётся? Тогда всё! Встанем, постромки лопнут, да ещё лошадей покалечат. Но судьба к нам была благосклонна: мы успели до кустов, и в тот момент, когда заехали туда, треща сучьями, позади загремели взрывы уже на том месте, где мы недавно стояли.
К ним добавилась беспорядочная винтовочно-пулемётная стрельба. Это наши пехотинцы палили по самолётам. Но что толку? Разве попадёшь? У них скорость огромная, плюс бронирование, высота. Им пули, что горошины.
– Вася, ты пулемёт не забыл? Тот, немецкий, помнишь? – спросил я, вдруг вспомнив о трофее. Когда мы ещё стояли в Альтенау, сходили с напарником в тот самый ДОТ, рядом с которым героически погиб рядовой Салимов. Поглядели, как немцы обустроились. С комфортом. Картиночки с женщинами в привлекательных позах и почти безо всего на стенах налеплены. Бутылки из-под шнапса, консервные банки, объедки какие-то. Видать, собирались долго обороняться.
Вася тогда забрался в тёмный угол и ахнул:
– Дядь Коль, смотри, чего нашёл! – он выбрался оттуда с пулемётом наперевес.
– Ого, мощная штука, – оценил я находку. – MG 42!
– Там ещё целый ящик патронов к нему, – сообщил Вася. – И ещё сменные стволы есть в промасленной бумаге, всё чин чином.
– Значит, делаем так. Собираешь это хозяйство и тащишь на свой передок. Там прячешь как следует.
– А зачем он нам?
– Не знаю пока. Пригодится. Может, сменяем на что полезное, – подмигнул я.
И вот теперь, в самый разгар бомбардировки, вдруг вспомнил о трофее.
– Не забыл! – ответил напарник.
Я бросился к его передку. Вася к этому времени уже достал из зарядного ящика пулемёт и начал вставлять ленту. Делал он это быстро и умело.
– Где научился? – удивился я.
– Было время, – коротко ответил напарник. Затем захлопнул затворную раму и сказал. – Готово!
– Стрелять умеешь?
Глухарёв кивнул.
– Бей по самолётам.
Парень аж просиял. Видимо, он думал, что я сам этим займусь. Но я решил – пусть напарник постарается. Он парень сообразительный.
– Бей с упреждением три корпуса, понял? – подсказал ему.
Вася отбежал метров на пятьдесят, установил пулемёт, бросив под него небольшой деревянный ящик. И вскоре я услышал, как загрохотал «косторез». Звук был сухой, частый и резкий. Вспомнилась та аката немецкой мотоциклетной разведки, когда мы с Петром едва отбились. По нам лупили из такой же машинки. Хорошо, не попали.
Напарник мой сначала палил долго, потом умерил пыл и стал выдавать короткие очереди. Через пару минут заправил новую ленту и продолжил бить по самолётам. Те ещё покружили немного, сбрасывая остатки бомб, а затем развернулись и улетели. Один из истребителей при этом оставлял в небе густой чёрный шлейф.
– Видели, как я его, а, дядь Коль! – в полнейшем восторге крикнул Вася, прекратив стрелять.
– Видел, молодец, – усмехнулся я. – Уверен, что твоя работа?
– А то чья же?
– В них весь полк стрелял, а попал ты один? Ну-ну.
Василий хмыкнул.
– Прячь агрегат. А то скажут: ездовым пулемёт не положено иметь. Отнимут ещё.
– Понял, – кивнул напарник и быстро убрал оружие. Правда, при этом обжёгся пару раз – позабыл, что ствол раскалился от пальбы. Пришлось его водой окатить из фляжки, чтобы остыл поскорее и не задымился там, внутри ящика.
Я стоял и смотрел на дорогу. В нескольких местах дымились остовы сгоревших машин. Кое-где лежали убитые. Стонали раненые. Вокруг курились дымом воронки от авиабомб. Мы выбрались из кустов и поехали обратно. Мне отчего-то стало стыдно за наше бегство. Вроде как бросили своих товарищей. Но ведь спасали армейское имущество, разве нет? И потом, что мы, два ездовых, должны были ещё делать в такой ситуации?