Меня так и подмывало спросить: «А что же ваш благоверный не помогает?» Но проявил такт. Вспомнил, что Рияна Рахимовна бывает очень резкой. Видимо, разругалась со своим, вот меня и потащила за собой. Ладно, я не гордый. Когда вошёл в ТЮЗ, поразился атмосфере. Столько стариков и старушек в одном месте! И все как один напялили комсомольские значки. Ходят, обнимаются, целуются, руки пожимают. Молодость вспоминают. И музыка на заднем фоне звучит. Что-то про любовь, комсомол и весну, БАМ и так далее.

Всё это мне тогда показалось таким глупым! Очень хотелось спросить: «Вам что, стариканы, заняться нечем? Внуков и правнуков идите нянчить, а не песок рассыпать. Вашей организации давно и след простыл, а вы тут воспоминаниями забавляетесь». В общем, неприятно мне было это всё. Чувствовал себя чужим, да к тому же вспомнил слова одного родственника. Ему 46 лет, он был подростком, когда СССР развалился, и до сих пор, стоит напомнить, очень переживает по этому поводу. Говорит, что это такие вот комсомольцы его советскую Родину и продали. А теперь пытаются всё вернуть, да выходит криво.

Мне показалось, он в чём-то прав. Даже забавно стало: что, товарищи, вам получше места не нашлось для отмечания юбилея, как Театр юного зрителя? Видать, совсем обнищали старички. Скинулись только на этот театр, на большее пенсий не хватает. Но дальнейшее показало, что я был неправ. На сцену со значком на груди вышел губернатор и давай рассказывать, как у них там классно было в комсомоле. Как они ездили по городам и регионам в составе строительных отрядов. Как ощущали единство душ и сердец, да и вообще. Были они молоды, счастливы и верили в светлое завтра.

Потом был концерт, и я видел, как у старичков на глазах проступили слёзы. Звучали песни их молодости, нечто типа «И Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди» и тому подобное. Они даже встали и подпевали всем залом, а собралось их там больше тысячи. Их голоса слились в мощный хор. Красиво, у меня мурашки, помню, по телу пробежали! Отчего, сам не знаю. Видимо, поддался общему порыву.

Теперь вот сижу в каком-то сарае, накрылся плащ-палаткой для светомаскировки, зажёг свечку и рассматриваю свой комсомольский билет. Конечно, я совершенно не помню, как меня туда принимали. У меня вообще от лица Кадыльбека Агбаева воспоминаний нет. Разве только те, что остались, когда я в его теле оказался. Жалко. Хотелось бы знать, как это было. Теперь же только документ. Фамилия, имя и отчество. Год рождения, время вступления в ВЛКСМ указано – январь 1940 года. Наименование организации, выдавшей билет – Камызяский ЗК ВЛКСМ Сталинградской области. Подписи. Моя фотокарточка с краешком печати. Ну, там не я, конечно, а Кадыльбек. Худощавый казах с умными серьёзными глазами. Очень серьёзный. На правой половине книжки уплата членских взносов и большая буква Z через всю страницу. Видимо, оплатил полностью до конца года.

– Василий, не спишь? – спросил я напарника.

– Нет, а что? Воды принести?

– Нет. Скажи, ты комсомолец?

– Нет ещё, – смутился он.

– Вот тебе и на. Скажи ещё, пионером не был.

– Был конечно! «Будь готов! Всегда готов!» – и сделал приветствие рукой.

Я улыбнулся.

– Слышь, юный ленинец. А чего тогда в ВЛКСМ не вступаешь?

– Да я хотел, честно хотел, дядь Коль! Не успел просто.

– Ладно, решим этот вопрос.

– Правда? – с искренней радостью поинтересовался напарник.

– Да, – ответил я. – Сам вот, знаешь, думаю в партию вступить.

– Это так здорово, дядя Коля! – сказал боец. – Партия, она же… – он от переполнявших его чувств даже не нашёлся, что дальше сказать.