Мы замолчали. Я погасил свечу, накрылся потеплее. Ночью стало сыро как-то и намного холоднее, чем днём. Вроде середина сентября, а мне кажется, скоро подмораживать будет. Я лежал и думал о том, с чего вдруг меня в ВКП(б) потянуло. По жизни ведь человек аполитичный. Ни в одной организации не состоял никогда, мне они все поровну. Вообще уверен: политика – нечто вроде клуба по интересам. Людям скучно или их амбиции терзают. Вот и придумали себе хобби. Для карьерного роста полезно, опять же. Финансовые прибыли, конечно, гарантированы. Кто видел бедных политиков?

Нет, дома я ни в одну организацию вступать не стану. Но не могу понять сам себя. Здесь-то я чего вдруг решил большевиком стать? Коммунистом, иначе говоря. Неужто верю в мировую революцию, социализм и прочее? Что-то мне внутри подсказывает: причина другая. Только не могу понять, какая именно. Хотя предположение есть. Хочется стать частью чего-то большого и важного. Полезного для всех. Плюс ответственность другая, это мне ещё старшина Чигирь сказал. Мол, коммунисты – всегда впереди.

Может, своим желанием ломаю цепь исторических событий? Вдруг Кадыльбек Агбаев не был коммунистом? Жаль, что я, вернувшись в своё время, не проследил его военный путь. Не успел. Когда приехал, от моего отпуска ничего не осталось, и пришлось включиться в работу. Бухнуться в неё с головой, «спасибо» Рияне Рахимовне – так обрадовалась моему приезду, что навалила дел выше крыши.

Пока разобрался, то да сё, и вот я снова здесь, на фронте. Странно: это даже лучше, чем там, в обустроенном уютном будущем. Всё потому, что в моём мире никакой уверенности в завтра нет, а здесь на многие десятилетия понятно, как дальше будет. «Может, мне тут остаться?» – подумал я перед тем, как заснуть. Но сразу понял: во-первых, я не знаю, как происходят мои перемещения во времени и пространстве. Во-вторых, там, дома, останется Ольга. Не хочу её терять.

11. Глава 11

Думать об Ольге стало некогда с самого утра, хотя и очень хотелось. Я соскучился по этой упрямой девушке с характером. Едва мы успели с Василием накормить и напоить лошадей, как поступил приказ: быстро запрячь передки и двигаться дальше, на деревню Терпенье. Это название отчего-то не предвещало ничего хорошего. Я с детства терпеть ненавижу, а приходилось заниматься подобным слишком часто. То у стоматолога на приёме, то выслушивать ехидные замечания девчонок в школе, стараясь никому из них нос не расквасить. То дурацкие ВПР, или всероссийские проверочные работы, которые непонятно кому и зачем сдались вообще.

Оказавшись здесь, на фронте Великой Отечественной, я стал усмирять свой характер. Тут два варианта: или ты терпишь все трудности, что тебе на долю выпадают, или огребаешь по полной программе. Выбирай вариант: как трус, дезертир, предатель, шпион и тому подобное. Потому теперь я, быстро завернув в тряпицу так и не доеденную банку тушёнки и четвертинку ржаного хлеба (целлофановых пакетов здесь не найти), помчался выполнять приказание.

Мы остановились примерно в полукилометре от берега реки Молочная. Ох уж мне эта речка, чтоб её черти забрали! В прошлый раз не дала нам спокойно овладеть Альтенау, теперь вот протянулась вдоль северной окраины Терпенья, словно играя немцам на руку. Те на той стороне выкопали окопы в полный профиль – приготовились нас встречать, сволочи. Мы оставили орудия там, где старший лейтенант Горкин приказал, а сами, как полагается, отошли в тыл.

Василий расстелили плащ-палатку и принялся завтракать дальше, как ни в чём ни бывало. У меня же кусок в горло не лез. Нервы натянулись, как стальные канаты. Я же впервой буду реку форсировать, тут к гадалке не ходи! Снова вспомнились строчки из «Василия Тёркина» про переправу. Холодок по спине пробежал, когда память воскресила это: