Западники штампами мыслят. Как было шестьсот лет назад? На Русь напали кочевники – тупые и дикие. Они, сволочи такие (по мнению западных летописцев) едва до цивилизации, то бишь до Европы не дошли. Благо, восточные славяне их остановили ценой огромных жертв, выступив буферной зоной. А нынче для Запада казахи, узбеки, таджики, туркмены и остальные жители Средней Азии кто? Ну, если честно, без экивоков?

Вот именно! Людишки, живущие на земле, богатой природными ископаемыми. Которые (ископаемые то есть) намного важнее народишков, там живущих.

– Дядь Коль, ты чего такой смурной? – спросил Василий, когда я вернулся в наше расположение.

– Да так, – уклонился я от прямого ответа. Что ему, объяснять? Ни черта не поймёт. Потому как Василий Глухарёв – гражданин СССР 1930-годов «производства». Для него всё просто. А для меня? Даже голова разболелась. Не понимаю теперь, как мне быть дальше. Вроде я советский гражданин. А как же национальное самосознание? У меня оно русское, и в то же время казахское. Вот это лабиринт!

9. Глава 9

На следующий день пехотинцы при поддержке артиллерии и миномётов окончательно выбили немцев из Альтенау. Те, побросав всё самое тяжёлое, включая три пулемёта MG, рванули к Молочной. Там прыгнули в лодки, на плоты и драпанули на другой берег. У нас приказа форсировать водную преграду не было, потому остановились и стали окапываться. На всякий случай: вдруг фашистам втемяшится в башку контратаковать? Но те пока вели себя тихо, и нам поступил другой приказ – выдвигаться в сторону Мелитополя.

Мы с Василием прицепили наши орудия к передкам и двинулись по дороге. Точнее, она представляла собой некое направление – грунтовку так развезло из-за дождей, что в ней образовались кое-где очень глубокие колеи. В них если танк влезет, то выбраться сможет, рыча движком и выплёвывая клубы удушливого солярного дыма. А вот для машины, легковушки или даже грузовика, такая дорога может стать западнёй. Ну, а мы что? На лошадках попроще. Ехали по обочине, там где травы побольше. Она всё-таки не мокрая земля, не так сильно проваливается.

Но далеко проехать не смогли. Всего пару километров, а потом кто-то закричал:

– Во-о-о-озду-y-y-yх!

Колонна остановилась. Все бросились врассыпную. Пришлось даже раненых вытаскивать из санитарных машин и тащить подальше от дороги, на которую из облаков вывалились несколько немецких самолётов. Присмотревшись, я понял: это были шесть бомбардировщиков и четыре прикрывающих истребителя. Что тут началось! Мне напомнило самые страшные дни в сталинградской степи, когда такие же вот ревущие крылатые твари пытались нас сровнять с землёй.

Взрывы загрохотали вокруг, засвистели осколки, и мне страшно, до жути захотелось рвануть подальше от дороги. Завалиться в какую-нибудь ямку, пусть даже полную воды, погрузиться на её дно и затаиться. Но тут же кольнула мысль: «Что будет с лошадями?!» Они ведь впряжены, выбраться не смогут. Выходит, мне надо их тут бросить на верную смерть, а самому спасаться? Как же я потом буду товарищам в глаза смотреть – им же придётся переть орудия на себе по бездорожью!

– Васька! Уводи передки с дороги! Уводи! – заорал я, разворачивая лошадей. Те ржали от страха, дёргались и нервничали, а огневой вал всё приближался к нам с юга. Туда вражеские самолёты нанесли первый удар. Мне вспомнилась тактика: сначала ударят по началу колонны, потом по её хвосту, а дальше, поскольку технике деваться некуда будет, всё уничтожат.

Мои лошадки с огромным трудом вывернули в сторону, и я принялся хлестать их несчастные спины, разгоняя. За мной торопился Василий. «Куда бежать?!» – лихорадочно пытался я сообразить, оглядываясь. Слева от дороги тянулись бескрайние поля, и только невдалеке виднелись не слишком густые заросли кустарника.