— Эй, Гвидоша! Иди ко мне купаться! 

Вздрогнул, подскочил, сел на задние лапы, глядя на нее с недоумением. 

—  Ну иди ко мне, мальчик, тут хорошо, вода теплая и глубоко — ты поместишься! — махнула руками Дарьяна. — Быстро!

Он осторожно, почти что крадучись, приблизился к воде и вдруг ловким движением прыгнул. Сразу — на глубину. Без брызг, без всплесков. Просто растворился в воде.

Рядом с обнаженной Дарьяной вдруг проскользнуло большое гладкое тело, задевая её. И перед самым носом вынырнула бело-серебристая голова с огромными голубыми глазами. Она взвизгнула и засмеялась, обхватывая дракона за шею. 

— Ух ты, какой! Покатаешь?

Вцепилась в него, прильнула всем телом. В воде Гвидон был совсем другим — не шершавым, холодным и чешуйчатым. Нет, здесь у него была гладкая теплая кожа, к которой ей  так приятно прижиматься. Он вдруг рванул с места — девушка едва удержалась, обхватывая дракона руками и ногами. Засмеялась, нарушая волшебную тишину летней ночи, встряхнула мокрыми косами. Вот так и рождаются сказки про русалок! Гвидон плыл быстро, иногда ныряя неглубоко — так, чтобы слегка окунуть свою всадницу, но не позволить ей нахлебаться воды. 

И думал только об одном: если бы Даша, вот прямо сейчас, сняла  с него этот мерзкий ошейник, он бы не стерпел, он не смог бы. Перекинулся бы в человека и... горячая, голая, такая желанная! Вся в его власти! Только бы ей в голову не пришло сейчас расстегнуть ошейник! Нет, все-таки она — его ад. Мозги скоро лопнут и прочие части драконьего тела. 

— Все, малыш, на берег, — скомандовала Дарьяна, и дракон послушно повернул к берегу. — Эх, прощевай, жизнь девичья. Нагулялась…

Выползли на берег, Гвидон обнаженной всаднице своей на песок ступить не позволил, донес до травы. А она, как есть голая, вместо того, чтобы рубаху накинуть, принялась волосы расплетать на прядки. В темноте смуглое девичье тело казалось почти белым, а волосы были у нее длиной до самых ягодиц, даже чуть ниже. Хороша! И пускай он в аду, но этот ад ни на какой рай Гвидон не поменяет. Откровенно ей любовался, радуясь, что он не в мужском обличье. Вряд ли у него был бы шанс такой красотой наслаждаться, если бы она хоть на минутку представила…

А дурища эта наконец оделась и волосы свои великолепные по плечам разложила и все перебирает, а сама уже ежится от холода. И то — ночь, а она мокрая. Попробуй такую гриву, просуши!

Подошел к ней и тихонько теплым дыханием в лицо дунул. Дракон он или где? И пламенем умеет, и просто… дуть.

— Ты ж мой хороший, — обрадовалась девица, а потом вдруг глазищи свои вишневые вытаращила и на него уставилась. — Ой! Какой ты, оказывается!

И какой он? Гвидон выгнул гибкую шею, оглядывая себя, и понимающе кивнул. Какой-какой — морской он дракон, водный. В воде он еще красивее, чем на суше. В воде он гладкий, как дельфин, белоснежный, почти искристый. А при свете луны и вовсе почти сияет. Алмазного рода потомок, они все красивые. 

— О-о-о! — горячие девичьи пальчики оглаживают его шею, и он запоздало вспоминает, что так и чувствительность у него выше. И руки ее просто обжигают. Он дрожит. — Ты потрясающий, Гвидон, самый прекрасный в мире драконище! Никому тебя не отдам!

Прижалась к нему, прильнула всем телом, щекой на шею легла. 

— Вот почему всё так сложно? — тоскливо пробормотала. — Почему я должна жить вот так? Я, может, и замуж-то вовсе не хочу, шо я там забыла? И детей тоже не хочу пока. Хорошо ведь мне и так, Гвидончик, а? И шо они все пальцем показывают, мол, девка-перестарок уже. Девятнадцать лет, а ни мужа, ни детишек. Ох, шо же это делается, а? А ну сядь. Сядь, тебе говорю! Или ляг уже!