Пришел, как обычно, к рассвету, а теперь вот эта пигалица чего-то еще от него, бедного и сонного, хотела. Вот же дурная баба, не зря ее комарихой прозвали в деревне. Зудит и зудит над ухом. Но делать нечего, Гвидону приходится открыть свои глазки и уныло плестись в сторону леса, благо, эту дорогу он и в полусне найти может, можно было не просыпаться.
— Шо, опять по ночам бегал? — ворчала Дашка. — Ты не дракон, ты крыса какая-то. Спать нужно по ночам, а не прыгать по лесу аки блоха.
Нет, он понимал, что она догадывается о его ночных отлучках, но сегодня он добычи ей не принес, вот и откуда узнала?
— Да ладно, ты не виноват, — вздыхала она. — Это я вот такая дурная. Сама свадьбу затеяла, сама и решать буду.
От слова “свадьба” у Гвидона аж зубы свело. Что со всем этим делать, он пока не решил, но точно знал: не допустит. Нечего этому дурачку Гриньке тут ловить. Не для него эта ягодка созрела, все драконы известные собственники. Заворчал, а потом блаженно вздохнул, когда тонкие, но сильные пальчики почесали его прямо между пластин на шее.
— Стоять, приехали, — скомандовала Дарьяна, и он послушно опустился на землю, позволяя ей спрыгнуть со своей спины. — Ладно, ты поспи, я пока тут погуляю.
Он и рад был стараться. Плюхнулся на мягкий мох, опустил голову на сложенные лапы, вдохнул волшебный запах леса — такой вкусный, такой кружащий голову — и уснул мгновенно.
Проснулся, когда солнце уже было высоко.
Дашки нигде вокруг не было. Не понял — куда эта глупая вдруг подевалась? Вскочил, завертел головой, прислушался: зайцев слышит, птиц всяких, шишки падающие слышит, цокот белок, шум ветра в кронах. А Дашки — нет. Потянул носом воздух: духом человеческим вовсе даже не пахнет.
Лес. Дремучий и дикий. Болота, топи, глубокие ямы, непроходимые буреломы. Медведи и волки, чьи янтарные глаза он видел в тумане ночного леса очень часто. Это дракон им был страшен, а маленькая эта глупышка? Да ее даже зайцы могли искусать! Еще были змеи, козявки, и злобные лесные комары. А если она заблудилась? С ее ростом для этого было достаточно даже малинника.
Всяких “если” было гораздо больше, чем ему бы хотелось.
Так, не паникуем, Гвидон, не паникуем. Дракон ты или каким местом? Давай, нюхай. Очень жалко, что он не собака, на худой конец, можно было быть и зеленым драконом. У них, говорят, тоже чутье. А у морского дракона нос был, конечно, но так себе нюхал.
Но… запах этой женщины Гвидон не мог спутать ни с чем. Он к нему немного привык, но вот сейчас вдохнул воздух — и его снова накрыло. Мята, сосновые стружки и пирожки с малиной. М-м-м… пока она у околицы топталась, он ведь не утерпел, проглотил с десяток этих божественных пирожков. Ничего в жизни вкуснее не пробовал. И даже если поленом в лоб за это получит — оно того стоило!
Вот на запах пирожков он и пошел. Едва ощутимый, пропадающий за каждой лесной кочкой, но такой родной, такой домашний…
И как только эту курицу глупую занесло в эту глушь? Как пролезла только по бурелому, завалам вековым, проваливаясь в мшистые низинки, проползла самым краем болота. Куда ее только несло?
Сначала нашел корзину, полную отменных грибов, брошенную возле большой сосны. Испугался так сильно, что пришлось сесть и перевести дыхание. Чтобы жадная… нет, домовитая Дашка — да бросила свою добычу? Это все равно, что дракон золото спустит в унитаз — невозможно! Отдышался, принюхался, подхватил корзину и упрямо поперся в глубь леса, все дальше. Главное, найти сейчас эту дурищу, а там — будь что будет. Звериные тропы, огромные перья древних папоротников. Глубокие мхи, шелест вечного леса. Снаружи палило летнее солнце, а здесь, среди вековых дубов, стоял сумрак. Белый дракон на этом фоне выглядел невероятно. Он шел и шел, прислушиваясь чутким слухом, трогая след раздвоенным длинным языком дракона. Теплее, теплее.