Пытаясь сохранить важность, медленно и горделиво прошел к просвету между огромными дубами, туда, где один был повален и очень  давно. Что дальше? Посмотрел наверх, повертел головой — пауза затягивалась. Что же, придется вспомнить уроки матушки по выныриванию из бездн и глубин океана. Как помесь дракона с касаткой, он должен был это уметь. Сильно напрягся, свернулся всем телом в могучую пружину и прыгнул – почти вертикально, стремительно, мощно работая длинным хвостом и огромными крыльями. Дашка визжала, как местная дикая белка, цепляясь за свои драгоценные сумки с грибами. Удивительно и невозможно: орала она не от страха. С восторгом голосила что-то дикое, какие-то страшно воинственные песни во всю силу девичьих легких. Безумная девка. Никому он ее не отдаст!

На опушку опустился так мягко и аккуратно, что сам собой возгордился. Никогда он еще так не старался! 

Дашка соскочила, обхватила его за морду, поцеловала в нос — Гвидон чуть не завилял хвостом от счастья. Растаял, как мороженое, размяк — и совершенно упустил тот момент, когда эта маленькая коза ошейник проклятый снова у него на шее застегнула. Вот же! Надо было мужиком оборачиваться, а не в благородство играть! 

И-ди-от! Ну какой же он идиот!

Ладно, не обижайся, — весело сказала Дашка. —   Полетал и будет. Ты всё же мое имущество. Причем ценное. Сокровище ты мое! Поэтому — не отпущу и не думай.

И как ей это удалось вот так вывернуть? И слова какие нашла! Сокровище! Это Гвидон хорошо понимал, он в сокровищах разбирался. 

Поплелся за ней следом, опустив голову. И ненавидел ее сейчас, и удивлялся подлости человеческих женщин. Вот так — подразнила свободой и тут же назад забрала, разве можно так? Впрочем, чему вообще удивляться — он для нее имущество. Зверь бессловесный. Над которым и поиздеваться всласть можно. Ничего, Дашунь. Драконы — они, знаешь ли, твари злопамятные. Мстительные. Этот вот ошейник и предательство Гвидон в своей большой голове отложил на не самую дальнюю полочку памяти. Еще сочтемся, красавица. 

А уж визг, раздавшийся из избы, когда он героически привел эту непутевую девку  домой и дотащил ее корзины, он и вовсе ей припомнит. Ну, пироги. Что значит, когда успел? Тогда и успел, еще перед выходом. И не все ведь съел, оставил немного для гостей. Целых четыре штуки. А она его — полотенцем! Его, который ее сегодня спас ценой своей свободы! А мог бы просто улететь, бросив ее там в лесу на съедение диким зверям.

Конечно, Дашка потом извинялась — не прошло и получаса, как она ему те самые оставшиеся пироги притащила и буквально в рот запихала с многословными извинениями.

Сама себя дурой неблагодарной называла — и он был с ней совершенно согласен. 

______________________________________________________________

Дорогие, несравненные и великолепные наши читатели! 

Спешим вас уведомить: в ближайшее время возможно открытие платной подписки.

(Очень надеюсь).

 

 

10. 10. Свобода?

Следующая партия пирогов — уже больших аки каравай, круглых, открытых (Гвидон назвал бы это блюдо пиццей с малиной, если бы ему позволили хотя бы нос к печке сунуть) — подоспела аккурат к приходу гостей. К счастью, в деревнях принято, чтобы “гости дорогие” вот по таким делам приходили по темноте, а летом темнеет поздно. Тетка Маланья сказывала, что традиция эта неспроста пошла. Сватов видеть не должны, чтобы не сглазить — ну, так Дарьянка всю жизнь думала. А тетка расхохоталась и сказала, что это для того, чтобы непонятно было в темноте, к кому в дом они ходили. А то вдруг из дома невестиного их метлой поганой погонят, и все это увидят. Позору же не оберешься.