Он так погрузился в свои мысли, что не заметил отчаянно машущего ему Рудика. И спрыгнув с последней ветки, оказался в лапах дяди Коли. Школьного сторожа. Несчастный Рудик, не посмевший бросить товарища, с обречённым видом стоял рядом.

– Вот охальники, а! За журналом лазили?

Дядю Колю все дети любили: он всегда пускал опоздавших, без дела не ругался, а при случае с ним можно было и поболтать «за жизнь». Но сейчас он был настроен решительно.

– За пером, – Марик вытащил самописку из кармана. – Это моё. Сычиха отобрала.

– Ишь ты, Сычиха! Валентина Пална! – дядя Коля погрозил пальцем. – Ну и чего с вами делать? К директору вести?

– Не надо к директору, дядя Коля! – тут же заныл Рудик, прекрасно понимая, чем ему это грозит. – Ну пожалуйста! Мы больше не будем! Да, Марик?

– Гарантий дать не могу, – пожал плечами Марик. – В жизни всякое случается. Бывает, и в окна лазить приходится. Пойдёмте к директору, если нужно. Только его уже нет, он час назад ушёл, я видел.

– Вот шкет! – то ли возмутился, то ли восхитился дядя Коля. – Как взрослый рассуждает! Точно журнал не крали? Ладно, идите уж. Но если ещё раз поймаю…

– В другой раз постараемся, чтобы не поймали, – пообещал Марик, и друзья припустили со школьного двора, пока дядя Коля не передумал.

С Рудиком, как всегда, попрощались у его калитки. Марик посмотрел, как за другом захлопнулась дверь, постоял возле забора, ковыряя носком сандалика пыльную землю. Домой идти не хотелось. Бабушка наверняка будет ругаться – она отпустила его на пару часов погулять, а его не было весь день. Да просто не хотелось, не только из-за бабушки. Раньше, когда Марику становилось грустно, он шёл к маме. С ней было сложно разговаривать о музыке, ей не нравилась его страсть к вырезанию. Она часто говорила, что Марик не по годам взрослый. Но она умела как-то так особенно обнять, взъерошить ему волосы, назвать «маленьким профессором», и на душе светлело.

– И чего ты там стоишь, забор подпираешь? Он вроде не падает.

Бабушка. Вышла на крыльцо, смотрит на него насмешливо. Кажется, не сердится.

– Иди в дом, там дедушка сок крутит!

Дважды Марика приглашать не требовалось. Он рванул на кухню – такое событие пропускать нельзя.

Дедушка занял весь кухонный стол: к краю прикручена железная мясорубка, рядом с ней миска, в которую стекает свежий томатный сок, прямо с мякотью. А дедушка подкидывает к мясорубку всё новые, спелые, только что сорванные помидоры. На плите, в огромной выварке кипятятся банки.

– Из колхоза привезли, урожай в этом году рекордный! – сообщил дедушка. – Ну-ка подставляй тару!

Марик добыл в серванте стакан – из стеклянного стакана пить сок вкуснее, чем из жестяной кружки. И солонку прихватил по дороге. Подставил стакан под решётку мясорубки, полился сок.

– И главное, я говорю Арно: «Не возьму!». А он не слушает, суёт мне целый ящик. На зиму, говорит, закатаешь. От чистого сердца, Азад-джан. И обидеть же нельзя.

– И не надо, – кивнула бабушка. – Закатаем, как зимой вкусно будет.

А Марику и сейчас было вкусно. Он сидел на выбеленной кухне за большим круглым столом, пил уже третий стакан сока, слушал дедушкин с бабушкой разговор и барабанил пальцами по деревянной столешнице. Какая-то мелодия складывалась будто бы сама. И определённо требовала, чтобы её записали.

***

Марат исполнял песню «Рассвет над рекой», наверное, тысячу раз. Не самый главный его шлягер, не самый любимый у слушателей, но для Марата эта песня имела особое значение. А что касается публики, то Марик частенько её воспитывал. Знал ведь, что любят его беспредельно: зал взрывался овациями уже на слове «Марат», так что фамилию конферансье чаще всего не успевал произнести. И знал, что в его исполнении будут слушать что угодно. Так вот, «Рассвет над рекой» он часто включал в выступление. Хорошая, лирическая песня, довольно спокойная для Агдавлетова, у которого всегда страсть плескалась через край. Уж я-то знаю. Как же там было? «Встал рассвет над рекой, тихо шепчет камыш. Край родной, милый дом, почему ты не спишь…» Не помню, кто текст написал, да и неважно. Важно, что музыку написал сам Марат. В восемь лет! Потом, в двадцать, уже оркестровал, сделал более интересную аранжировку и включил в репертуар. Но факт, мелодию он придумал и записал в восемь лет…