— Нет, это невозможно!

— Ты должна, — повторил ректор Талмвир жестко. — Тебя сковывает не тьма, а ненависть в твоем сердце.

— Не ненависть держит меня в подземелье уже десять лет! — я сорвалась на крик, на мгновение потеряв контроль над своим разумом. Рассудок остался в порядке, но тьма хлынула из меня.

— Тогда ты навсегда останешься под землей. Я не могу спасти тебя. Только ты сама можешь.

Хлынувшая из меня тьма взбесилась, и я отшатнулась: ректор Талмвир раскрыл трость, вытаскивая скрытый в нем янтарный, созданный из извращенной магии света, кнут. Такой свет темный мир не считал угрозой для своего существования и принимал как родного. Я же, несмотря на свою особенность, была всего лишь человеком.

Янтарный кнут окрутил мою шею, и я упала на колени. Магия, сформировавшая кнут, жгла мою кожу, но следов не оставляла. Я захлебывалась черной кровью, но ректор Талмвир не отпускал меня до тех пор, пока ее цвет не вернулся к правильному красному цвету. Приступ отступал, а я изо всех сил сдерживала слезы. Пусть он сначала уйдет, и тогда я смогу расплакаться без свидетелей.

— Подумай, хочешь ли ты так прожить свою жизнь? Я не вечен, и однажды буду вынужден разрушить портал, оставив тебя здесь, а не в академии.

Не вечен, — услышала я, и кнут на моей шее ослаб. Я закашлялась, ожидая удара, но ничего не произошло. Ректор Талмвир также незаметно ушел, как появился. Он присутствовал в темном мире, как в родном, словно в его теле плескалась тьма, как в моем. Но в нем тьмы не было, иначе он не мог бы прикасаться к янтарному хлысту. Я не могла без дрожи от колющей боли.

Его — Ренарда Сентьерри — я возненавидела не в тот особенно сложный период, а намного раньше. Гораздо раньше. Но осознание, что произошедшее со мной произошло по его вине, по его глупости и малолетнему желанию показать себя, свою крутизну перед друзьями, и стоило моей свободы. Каждое мгновение распаляло ярость и ненависть к нему во мне. Распаляло, растило и сжигало меня изнутри.

И я должна… просто простить? Ненавижу! Как же я его ненавижу!

Поднявшись с колен, я села, опираясь ладонями в землю. Сейчас не так плохо, не так больно, в отличие от первого раза. Я с содроганием вспоминала те ужасные дни, чуть было не закончившиеся для меня потерей человеческого облика. К тому дню я была изолирована от людей в течение полугода…

В подземелье до сих пор не было ни одного зеркала. Тогда я боялась смотреть на свое отражение, и разбила единственное, которое было. Я не хотела видеть безумную девушку, похожую на дикарку, с взъерошенными светлыми волосами, искусанными до кровавых царапин губами. Я не хотела видеть черные-черные глаза без белков и радужной оболочки. Я не хотела видеть чудовище, в которое превратилась.

Комната с арочным окном стала для меня родной. Много месяцев мне было страшно уходить далеко от нее, и я опустила руки, прекратив сражение с тьмой внутри себя. У меня не осталось сил на сражение. Меня предали все. Оставили одну. Ренард предал меня. Родители отвернулись от меня. С Фионой я разругалась еще до того, как Ренард сделал это со мной. Я потеряла лучшую подругу из-за парня.

Казалось, я начала слышать голоса. Но никого рядом со мной не было. Если бы у меня была хотя бы книга, хотя бы учебник по любимым проклятиям, то я может быть могла… А что могла? Что я могла теперь, превратившись в чудовище, которому нет места среди магов, а к обычным людям лучше не соваться вовсе?

Смерть больше не была мне страшна. Смерть выглядела весьма привлекательно, если я наконец-то смогу прекратить извечные страдания. Я всего лишь хотела перестать страдать. Неужели это так много для меня? Буквально вчера я была девушкой из богатой семьи, а сегодня никому не нужный отброс.