Вельград оставался падальщиком, но при этом – птицей высокого полёта. Подпитываясь чужой историей, он взмывал ввысь и гордо глядел на другие части империи. Еще более гордо – на иноземные страны.

– Гардеробная на втором этаже. Третья комната слева. Выбирай на свой вкус, – Медович указал на лестницу, а сам скрылся за двустворчатой дверью.

– Это твой дом?

Ответа не последовало.

Тьяна, положив руку на гладкие перила, пошла вверх по ступеням. На втором этаже, следуя указаниям Мару, она направилась к третьей комнате слева, но приостановилась. Первая дверь стояла настежь, и взгляд зацепился за картины. Их было так много, что и не сосчитать. Большие, средние и маленькие полотна стояли на мольбертах, хотя выглядели законченными. Некоторые были расставлены на полу и диванах, будто для них не нашлось более достойных мест. Света, льющегося из окна и коридора, хватило, чтобы понять: все эти картины написал не один художник – стили слишком различались. Тьяна скользнула взглядом по мольбертам, подняла ногу, чтобы пойти дальше – и застыла. Брови взметнулись, пресеклось дыхание. На одной из картин Тьяна узнала себя.

Она сидела у окна, в три четверти, в серой девьей косынке. Опущенный взгляд, скучающе-надменное выражение лица, в руках – дважды прочитанный учебник по произношению мистерианского языка. Тьяне не нравился портрет – казался лживым. Она не раз просила Власту использовать холст повторно, но та упиралась.

Как же картина очутилась здесь? Неужели у подруги получилось проникнуть в высшие слои? Или она просто удачно продала одну из работ на ярмарке? Обида кольнула за ребрами: Власта могла бы спросить разрешения или хотя бы поделиться новостью. А впрочем… Она наверняка беспокоилась, что Тьяна будет возражать и ругаться. Это же не фрукты в вазе, не улочка Вельграда на рассвете, а её портрет – тем более, такой неудачный.

Да, Тьяна точно бы стала возражать и ругаться.

Может, зайти и как-нибудь испортить картину? Или попросить Мару выбросить ее? Поразмыслив, Тьяна махнула рукой и пошла дальше. В конце концов, в комнате так много полотен, что работа подруги просто теряется на общем фоне. Да и узнать человека на портрете невозможно: у Власты широкие мазки.

Успокоив себя, Тьяна открыла дверь третьей комнаты, вдохнула аромат тканей, пудры и лаванды, включила свет – и тихо ахнула.

Просторная гардеробная, отделанная темным деревом, выглядела одновременно старинной и новой. На полу лежал ковер кремового цвета. Одна из стен была полностью зеркальной, вдоль других высились шкафы с витражными стеклами. Тьяна распахнула один – навстречу пеной хлынули пышные юбки. Заглянув во второй, она сразу захлопнула дверцы – внутри висели купальные костюмы, до того короткие, что Тьяна почувствовала неловкость. Снизу, на полках, стояла обувь: от лаковых туфель с каблуками-рюмочками до немыслимых высоких сапог, состоящих, казалось, из одной шнуровки. Скинув свои сумки на пол, Тьяна растерянно огляделась. Она не то чтобы не любила наряды – просто с детства приучила себя относиться к ним спокойно. Модничать было некогда и негде: Тьяна росла на ферме, ухаживала за курицами и садом. Да и денег лишних не водилось: семья выплачивала долги отца, прогоревшего на нескольких сделках. Свадьба с Велимиром должна была поправить дело. Интересно, что скажут родители, когда узнают о его смерти? Дедушка бы точно воскликнул: «Слава Хозяину!». Тьяна усмехнулась и, глянув в зеркало, поправила галстук. Будь ее воля, она пошла бы в клуб в форме. В ней Тьяна, по крайней мере, чувствовала себя собой. Открыв третий шкаф, она достала черное платье с заниженной талией, приложила к груди и кивнула: неплохо. Теперь надо было подобрать аксессуары.