Тьяна натянуто улыбнулась.

– Меня зовут Осслава Медович, – женщина сделала пару шагов и положила револьвер на комод. – Как ты уже поняла, я хозяйка этого дома и мать Марувия.

Тьяна кивнула и, в попытке растопить остатки льда, поинтересовалась:

– Любите духи с дурманом?

– О да, обожаю их. Они звучат, как… – Осслава задумалась.

– Как летняя ночь, – тихо произнесла Тьяна.

– Да. И как женщина, которой все восхищаются, – подхватила мать Мару.

– И как оберег от плохих людей.

– И как любовь.

В гардеробной на миг повисла задумчивая тишина.

– Значит, тебе нужно платье? Только не говори, что хочешь надеть это. – Мать Мару кивнула на пуф. – Оно слишком простое. Давай-ка посмотрим…

Распахнув один из шкафов, она пробежала пальцами по висящим нарядам, будто по клавишам, и извлекла самый звучный аккорд – самое изумительное платье. Стоило Тьяне увидеть его, как годы уговоров – «меня совсем не интересуют наряды» – канули к Хозяину последнего пира.

Невесомая ткань сияла и струилась в руках Осславы, точно живое золото. На вырезе переливался узор из металлизированных нитей и стекляруса, напоминающий звездопад. Подол украшала легчайшая бахрома: Тьяна уже видела, как она разлетается при каждом шаге, приоткрывая колени – кокетливо, но не вульгарно.

– Примерь. – Протянув платье Тьяне, мать Мару подошла к комоду. – И не забудь выбрать туфли, аксессуары, а главное – аромат. – Она указала на духи с дурманом. – Иначе образ будет неполным.

Прижав к себе платье, Тьяна дотронулась до флакона кончиками пальцев – и ощутила прохладу, легкую шероховатость и хрупкость материала. Он, и правда, напоминал на ощупь цветок – только застывший, остекленевший, словно заколдованный. Она вспомнила свой крохотный пузырек, добытый Властой, и отчетливо осознала: вот она, разница между ее миром и миром Медовичей.

– Возьми их, – сказала Осслава, наблюдая за Тьяной.

Та хотела отказаться, но мать Мару подняла руку.

– Возражения не принимаются. Это подарок. Должна же я как-то искупить то, что угрожала гостье моего сына.

Озарив Тьяну улыбкой, Осслава подхватила револьвер, вышла из гардеробной и прикрыла дверь.

Из коридора донеслось:

– Марувий, ты дома?

Тьяниных губ коснулась усмешка: верь, но проверяй. Если Мару не отзовется, в замке наверняка хрустнет ключ. Расстегивая пуговицы на кителе, Тьяна подкралась к створке и прислушалась.

– Мама? – приглушенно донеслось снизу; по лестнице застучали торопливые шаги. – Почему ты не на благотворительном ужине?

– Я оттуда сбежала. Скука была смертная.

– Зачем тебе револьвер? – в голосе Мару зазвенело напряжение.

Тьяна скинула китель, стянула галстук и принялась за жилетку.

– Я защищаю дом, – гордо ответила Осслава. – Защищаю нас.

Шаги стремительно приблизились к гардеробной, и Тьяна попятилась. Пальцы вцепились в края расстегнутой рубашки, пытаясь запахнуть ее. Загорелись щеки, в животе запекло: будет совсем, совсем некстати, если Мару зайдет сюда и застанет ее в таком виде. Тьяна хотела крикнуть: «Не входи!», но Осслава опередила:

– Нет-нет, туда нельзя, Тьяна переодевается, – судя по отдаляющемуся стуку каблуков, она повела Мару прочь.

– С ней точно всё в порядке? – осведомился он.

– Если не считать того, что вначале Тьяна выбрала самое скромное платье, то да, всё в полном порядке. Я присмотрела для нее достойный наряд. Оправа должна подходить камню – особенно, если он так хорош.

Тьяна снова зарделась. Комплимент был приятен, но от слуха не ускользнули насмешливые нотки в голосе Осславы. Они намекали: как бы ни был красив камень, его чистота под вопросом. Тьяна не ровня им. Не ровня Мару. И пусть между ними ничего нет – и быть не может – Осслава этого не знает. Она наверняка решила, что сын притащил в дом очередную подружку.