Прозвучало грубо. Обычно Багдасаров не позволял себе жаргон. Но сегодня можно. Сегодня – для дела.

– Ну а как иначе? Такая сладкая девочка… Кум на зоне слюной изойдёт.

Влада отвернулась в сторону, не позволяя себя касаться, но Багдасаров только с готовностью поддакнул.

– Просто так ты, конечно, не дашься. Едва ли тебя испугают лишения. Подозреваю, что и карцер мало впечатлит. С твоей-то закалкой… Но в любом случае остаётся ещё один, безотказный вариант. Будет больно и появится неизменное желание убивать. Вот такая несправедливость.

После жестоких слов последовала новая порция времени на раздумья. Чтобы Влада прониклась, чтобы прочувствовала.

– Не уверен, что желаю тебе подобной участи. И очень сомневаюсь, что для тебя такая свобода… «предпочтительнее», – намеренно выделил Багдасаров слово, которое Влада так необдуманно бросила ещё в начале разговора. – Как, сладкая, тебе всё ещё кажется, что выбор плюнуть в рожу и уйти, гордо вскинув голову, так уж очевиден?

– А ты не боишься? – прошептала Влада, снова почувствовав мягкие губы, прокладывающие дорожку от мочки уха к уголку рта. – Не такой уж Керим и старик. Всего лет на семь старше тебя?..

– За моё сердце не беспокойся. С ним всё в порядке… – мягко рассмеялся Багдасаров и перехватил Владу поперёк груди, прижался губами к макушке.

Прошла секунда, другая, третья, а он всё так же стоял и, кажется, даже закрыл глаза. Влада свои, так, точно закрыла. Она понимала, что сказанное только что, не столько для устрашения, сколько для очевидности выбора.

– Прости, я не хотел делать тебе больно, – заботливо прошептал Юра. – Не хотел принуждать, не хотел загонять в угол. Нам не хватило совсем немного времени. Не хватило совсем немного терпения.

– А кому-то не хватило ещё и совести… – с горечью в голосе поддакнула Влада, но её ход не был засчитан.

Багдасаров выжидал, и пришлось пояснить:

– Однажды ты сказал, что не претендуешь. Ни на свободу, ни на внимание.

– Врал! – Рассмеялся Юра очередному приступу упрямства. – Впрочем, как и всегда, – добавил, едва ли сожалея о методах и манере ведения игры.

– Я так не умею, – с досадой признала Влада.

– Не сомневаюсь, но… чёрт, малыш… так ничего мне и не ответишь? – абсолютно искренне удивился он, будто не веря, что тут в принципе есть, над чем думать.

– Я согласна, – произнесла Влада и удивилась, насколько легко слова слетели с губ.

Багдасаров рассмеялся. Мягко, одобрительно и будто с похвалой. С такой… вызывающей похвалой.

– Видимо, я слишком стар для подобных частот. Ты могла бы сказать это громче? – провокационно зашептал он.

– Я согласна, – повторила Влада твёрже.

Багдасаров молчал. Казалось, слишком долго. А у неё стучало сердце. Стучало в висках, прямо в горле!.. А вовсе не там, где ему положено.

Багдасаров прижался щекой к её щеке, и Влада вздрогнула, полностью сосредоточившись на собственных ощущениях.

– Ты уверена, что эти слова нужно произносить, стоя ко мне спиной? – зашептал он, завораживая хриплым голосом. С чего бы он охрип?..

Для неопытной в ТАКИХ подкатах Влады, это было слишком интимно. И касания, и волнующий шёпот, и ощущение мощного, но всё же инородного тепла рядом. Ноги показались ватными, а она сама себе страшно неловкой. Багдасаров требовал действия. И, казалось бы… его приказы были унизительными, но думала Влада совершенно о другом. О том, чтобы голос не дрожал от волнения, а проклятый румянец смущения не заливал бледные от напряжения щёки.

Обернувшись, развернувшись всем корпусом, она вдруг растерялась окончательно. Смотреть в глаза Багдасарова было будто непривычно. Сейчас от мужчины исходила совсем другая энергия. Незнакомая, опасная. Вот только поплакаться больше некому – единственный союзник выступил против неё. Багдасаров больше не был просто другом, старшим товарищем, наставником. Но в какой момент вдруг перестал им быть и стал для неё мужчиной? Взрослым, опытным, жёстким… заинтересованным… И у Влады не то, что слова, а даже мысли в голове запинались и путались.