В итоге повернувшись в ту сторону всем корпусом, Влада не заметила, как Юра приблизился сзади. Точнее, она не хотела этого замечать. Стиснула зубы и вернула телефон, на котором сохранилась запись её последнего разговора с отцом. Последнего…

– Керим подозрительно притих… – Раздалось за спиной, и Влада вздрогнула от неожиданности.

Багдасаров этого будто бы ждал, а потому едва ощутимо придержал за локоток.

– Мне очень не хотелось упустить момент, когда он вздумает соскочить.

– Не упустил? – полуобернулась Влада, и её виска тут же коснулось тёплое дыхание.

– Нет. Он не собирался продавать бизнес мне. И в свои планы посвящать не собирался тоже. Свалить по-тихому показалось ему умнее. Керим нашёл кого-то из своих, договорился, и даже вполне разумно разрулил вопросы с возможными рисками. В планах было свалить на побережье и не отсвечивать на родине лет двадцать, так точно.

Влада всё это знала, но продолжала слушать Багдасарова с особенным трепетом.

– Папочка успел поделиться с тобой радостной новостью о долгожданном наследнике? – усмехнулся он и жадно втянул в себя её запах. – Подозреваю, не сильно-то ты и обрадовалась…

– Вообще не обрадовалась, – вполне адекватно кивнула Влада, пока Багдасаров пристально рассматривал её вблизи.

Она едва ни физически ощущала это навязчивое внимание, но стояла, вытянувшись, как по струнке, не смея отмахнуться или сдвинуться с места. Его близкое присутствие давило на сознание, выкручивало, выжимало последние силы. Оно испытывало на прочность снова и снова.

Багдасаров насмотрелся достаточно и уверенно коснулся её щеки. Просто касания показалось мало и он, игнорируя острые грани того самого терпения, изловчился и обвёл подушечкой указательного пальца приоткрытые губы. Медленно, дразня, по контуру.

– Эмоции… – вздохнул Багдасаров. – Именно они превращают здравомыслящего человека в марионетку. Твои эмоции горячие, острые, сочные… Как изысканное блюдо. Они такие искренние и оттого особенно опасные.

Даже сейчас он словно смаковал. И те самые упомянутые эмоции, и выдержку, и даже лёгкую невольную дрожь.

– Конечно, ты не обрадовалась и, конечно, высказала всё, что думала о его инстинкте размножения. У старика просто не выдержало сердце, – рассмеялся Багдасаров, будто вёл разговоры о погоде. – Таким будет заключение эксперта, – добавил он уже не так весело и точно не так беззаботно.

Телефон известил о сообщении, напоминая о себе, как о невольном свидетеле. Очень вовремя напоминая, надо заметить… Багдасаров тут же подобрался и отбросил шутки в сторону.

– Запись, которую ты смотрела только что, может кардинально сменить полярность поставленного вопроса. И из бытового несчастного случая дело переквалифицируют в… скажем… в непреднамеренное убийство. Или неоказание помощи. Или умышленное причинение вреда здоровью, повлекшее за собой смерть. Хотя тут уже как следователь повернёт. А повернуть он может, не сомневайся.

Багдасаров замолчал, давая время осознать, понять, услышать.

– Глупенькая секретарша вдруг вспомнит, что ты просила её не заходить… и вот уже за тобой тянется не просто ниточка, а внушительная сеть, сотканная из преступления и, соответственно, наказания. Это будет реальный срок. А такое любимое тобой слово «свобода» мелькнёт на горизонте лет через пять-семь, – жёстко процедил он.

Влада даже дышала через раз, будто погрузившись в транс. Возразить было нечего.

– Ты выйдешь, – продолжил Багдасаров, едва уловимо касаясь губами завитка её уха. – Будешь уже не так свежа, но, не сомневаюсь, по-прежнему прекрасна. Сломать тебя не так уж и просто… Не то, что вскрыть…