— А взамен ты подаришь нам то, что скрывается внутри. — Черноволосая коснулась моих ключиц, медленно провела пальцем до груди. — Это сердце… — она с наслаждением облизнула губы. — Оно так сильно бьется. Такое черное. Такое вкусное…

Тонкий голосок пробирал до дрожи. Что-то давило на разум, на плечи, на все тело. Хотелось сопротивляться, оттолкнуть их всех — ядовитых искусительниц. Но ноги подкашивались, голова кружилась, а силы утекали, как вода сквозь пальцы.

— Скоро станет легче, Темнейший.

Глаза застелила пелена. Тело не слушалось. Черт возьми, что происходит?

Они взяли меня под руки, куда-то повели. Из последних сил затормозил, но еще одна толкнула в спину, и мы все ввалились в комнату.

Я толком не понял, как оказался на подушках. Все вертелось перед глазами, чары были такими сильными, что я едва мог дышать. Или это из-за запаха? Они пахли дурманяще сладко, тяжело, до боли в висках, до забытья и усталости…

— Боль будет недолгой, мой пинн. — Одна из девушек разорвала мою рубаху на груди, прижала к коже что-то острое, отдающее холодом.

Другие — я не понимал, сколько их, — расположились вокруг меня. Я почувствовал, как провалилась кровать под тяжестью их тел. В нос ударил навязчивый запах… цветов.

Проклятье. Цветы.

Я тут же ощутил, как этот аромат проник внутрь, въелся в кожу; как он смешался с кровью и оплел громко стучащее сердце. Горло словно сдавили невидимые пальцы — вдохнуть не получалось.

— Что с ним?

— Проклятый… Великая Мать, он проклят!

По ушам деранул синхронный визг. Девушки вскочили с подушек. Все, кроме одной. Черноволосая осталась сидеть на мне, держа у груди холодный металл. Во взгляде голубых глаз плескались отвращение, страх и гнев одновременно.

Она вскинула руку, так неожиданно и неуклюже, что острие порезало кожу. Из раны хлынула кровь — густые капли побежали по торсу.

— Великая Мать не проклинает за пустяки, — вдруг прошипела она. — А значит, твой грех страшен. Гнить тебе за это в ее чреве вечно.

Я затаил дыхание, а она замахнулась и… всадила нож прямо в сердце.

23. 23. Отныне и навсегда. Лира

Как можно потерять высокого мужика, одетого — в отличие от всех пиннов в доме — и с кислым выражением лица?

Да легко, как оказалось!

Было плохой идеей позволить ему одному спуститься в обитель разврата и порока. Но поняла я это поздно. Слишком поздно. Вообще, я так и осталась бы сидеть в комнате, но желудок начал громко урчать, а когда я голодная — я становлюсь злой. Очень.

Не обнаружив внизу ни Кая, ни эклеров, стала еще злее. Подавальщица лишь плечами повела на мой вопрос, видела ли она рослого крепкого мужчину с черными волосами. У остальных было без толку что-то выпытывать: посетители были заняты путанами, путаны — посетителями; а те девушки, что прохлаждались на диванчике в углу, тихо посмеивались от моих метаний по борделю.

Я уже готова была замереть посреди зала с мыслью, что он сбежал или же по доброй воле пошел на поиски эклеров в соседние пивнушки. Но разочароваться не успела: нюх уловил тонкий запах ворожбы. Люди его не чувствовали, даже не все маги способны были унюхать чье-либо колдовство. У нимф на этот случай было особое чутье, что часто помогало предугадать действия противника.

Но почувствовать ворожбу здесь — в борделе — я ожидала меньше всего. Тем более такую приторную, от которой начал мутиться рассудок… Чего-нибудь сочного и сладенького захотелось еще больше.

Лишь один вид существ обладал подобной магией.

И будь я проклята, если окажусь права. Пересекаться с такими змеями себе дороже. Особенно нам — нимфам — согнавшим их из наших земель к болотам.