С трудом удержался от ответа. Все же я не прав. Она меня раздражает. И злит. Жутко злит.

Гнев оплетал сердце мерзкими щупальцами, и усмирять его удавалось только счетом до десяти.

Раз. Два. Три.

Четыре…

— Боги, я тебя смутила?

Быстро распахнул глаза. Она стояла так близко, что ноздрей снова коснулся запах хвои. Ее запах.

— Ты удивляешь меня, Темный, — хихикнула, сделав шаг назад, и я только сейчас обратил внимание, что она стоит передо мной босая и в одной мужской рубахе, даже не достающей ей до колен. — Вы все смущаетесь, как девчонки? Шаблон грозного ковена Темных рушится прямо у меня на глазах.

— Я не смущен, — не сдержал раздраженного тона. — Это называется воспитанием, глупая.

— Это называется не иначе как самый скучный из всех Темных, которого я когда-либо встречала. Впрочем, Филипп такой же, но его можно понять: у него душа поэта.

— Ты разве не собиралась сменить платье на что-то более удобное? — резко перевел тему, смерив ее неодобрительным взглядом. Но ей на мое неодобрение, разумеется, было чхать.

— Я собираюсь спать. А спят, если ты не в курсе, в ночных рубашках. Или голыми — зависит от предпочтений. Но перед этим нужно перекусить. — По ее припухлым губам скользнула улыбка. — Тебе чего-нибудь захватить?

— Подожди… Ты собираешься спуститься в таком виде?

Она схватилась за ручку и задумчиво себя осмотрела.

— А что не так? Легче слиться с толпой в рубахе, чем в снаряжении.

В висках застучало от этих глупых слов.

— Было бы легче слиться, если бы ты разделась.

— О, так ты хочешь, чтобы я разделась?

— Ничего я… — Примолк, заметив, что она усмехается. Отвел ее от двери и добавил перед тем, как выйти: — Сам принесу.

— Захвати эклеров!

Невыносимая. Маленькая невыносимая женщина.

В ней нет ни капли стыда, все место заняли грубость, наглость и пошлость. Самая настоящая дикарка. Это, конечно, можно объяснить ее природой, но… Неужели все нимфы такие?

Я встречал лишь двух. Одна прокляла меня, а вторая оказалась взбалмошной, сумасбродной девчонкой с не менее диким защитником. Благо она оставила своего ворона на улице, чтобы он следил за обстановкой. Еще одной наглой морды я бы не вынес.

— Мне нужны эклеры, — я придержал за локоть женщину — одетую, поразительно! — чуть не пробежавшую мимо меня с подносом в руке.

— У нас остались только капкейки с шоколадом, пинн. Что-нибудь еще?

— Без разницы. Давайте капкейки. И… что-нибудь запить.

— Вино? Пиво? Ром?

— Чая будет достаточно.

Она наградила меня недоумевающим взглядом, но задерживаться не стала и спешно скрылась за аркой у стойки.

Не удивлюсь, если я первый, кто заказал в борделе чай. Но уж лучше пусть нимфа ест капкейки всухую, чем запивает их алкоголем. Если она бесит меня уже трезвой, то что будет в состоянии опьянения? Проверять не стану.

Через несколько минут ожидания стало невмоготу не обращать внимания на масленые взгляды некоторых девиц. Их не останавливали ни резкие слова, ни холод в глазах. Липли как мухи на мед.

— Пойдем со мной, пинн.

Одна оказалась шибко смелой и прижалась ко мне со спины всем своим обнаженным телом. Да что же с ними не так? Полный зал мужчин с горящими глазами — есть на кого напасть.

— Все очень просто, пинн. — Девушка, заправив за ухо смоляную прядь, заглянула мне в глаза. — Они обычные. А ты — нет.

Уставился на нее, не сразу уловив смысл слов.

А после, когда узрел ее ухмылочку, нагрянуло понимание. Она читает мысли.

— У тебя был тяжелый день, Темнейший. — Еще одна девушка, непонятно откуда выползшая, примкнула к боку и нагло взяла за руку. Отбросил ее ладонь с нескрываемой брезгливостью. — Пойдем с нами. — Голос ее приобрел какую-то особую силу, показался нежным, мелодичным, до мурашек приятным. — Мы поможем расслабиться.