Вот зачем Чарли напомнила мне о бывшем? Теперь я буду их все время сравнивать! А еще замечать взгляды женщин, и раздумывать, кто с ним делит постель. Принюхиваться, чтобы уловить его запах на их коже.

Р-р-р! Ну нет. Если хочет выполнения пункта со мной в роли любовницы, ему придется забыть о своих поклонницах со взглядами косуль!

Я помыла руки, нашла расческу и привела в порядок растрепавшиеся пряди. Легкий дневной макияж решила оставить: для перелета самое то. А вот воды лучше выпить, мне сейчас не только о себе нужно заботиться, но и о малыше.

В этот момент из динамика раздался приятный голос капитана, сообщающего, что мы готовы взлетать.

Что значит «взлетать»? А как же Рамон? Я, что, лечу без него?

Я бросила полотенце на раковину, так и не просушив ладони, и рванула в спальню. Убежала бы дальше, но распахнув дверь, натолкнулась на темный, как бездна, взгляд верховного. Он стоял возле кровати и… раздевался.

Точнее, успел сбросить пиджак, избавиться от галстука, и сейчас расстегивал последнюю пуговицу на рубашке. При виде темной поросли коротких волос на мужской загорелой груди, литых мышц живота, из моих легких будто резко выкачали весь воздух. Дыхание сбилось, а все мысли разом выскочили из головы. Те, что должны были там быть! Остались лишь воспоминания о том, как я касалась его кожи: руками, губами, чувствовала всем телом, когда он входил в меня…

Я тряхнула головой, чтобы прогнать видение, и оторвала взгляд от идеальной мускулатуры, чтобы встретиться глазами с вервольфом и споткнуться снова. На этот раз о его тьму, что горела во взгляде. Смотрел он так, будто разрывался между желанием трахнуть меня и желанием выбросить меня за борт пока еще не взлетевшего самолета.

Ладно бы смотрел, я за эту минуту осознала, что меня устраивают оба варианта! Но злиться на притяжение истинных — все равно, что пытаться убежать от потревоженного осиного роя. Бесполезно! Лучше сделать это своей силой.

Не только Рамон действует на меня возбуждающе, он тоже меня хочет. Это видно по тому, как бьется жилка на его шее, по изменившемуся аромату, даже по тому, как он смотрит. Поэтому я, изящно откинув волосы за спину, бесстрашно шагаю вперед и плавно опускаюсь на кровать.

— Не терпится скрепить договор? — интересуюсь я. И тут же оказываюсь в капкане рук Рамона. Он опирается ладонями по обе стороны от меня, втискивается между моих бедер, а между нашими лицами остаются считаные сантиметры.

— Ты при виде каждого мужика течешь?

— Как грубо, — мне хочется отодвинуться, потому что, несмотря на мою браваду, его слишком много. Он слишком близко. Но вместо этого я просто откидываюсь на локти, запрокидываю голову, демонстрируя шею — жест покорности и беззащитности. — Истинный у меня один.

— То есть до и после меня у тебя никого не было, — сарказмом Рамона можно отравиться, настолько он едкий.

— Нет. Ты не лишил меня девственности, если, конечно, переживаешь на этот счет.

Я снова заглядываю ему в глаза, дразняще провожу пальцем по мускулистой каменной груди, и оказываюсь не просто прижата: распластана по кровати, с зафиксированными руками над головой и с откровенно задранной юбкой. Перед глазами темнеет вовсе не от возбуждения, а от страха. Дыхание с хрипом вырывается из моей груди. Я дергаюсь, чтобы вырваться, но кто бы мне позволил? Я будто бабочка, наколотая на иглу. Как когда-то.

Меня выбрасывает в воспоминания: жуткие, в те, что я хочу забыть. Я распята на деревянном столе, ноги и руки привязаны крепко, не пошевелиться, и есть знание — пугающее знание, что никто не придет и никто не поможет. Никто не спасет меня.