Мерзавец! Не приглашал он, конечно.

Я буравлю его ненавидящим взглядом, но Рамону, кажется, плевать на ненависть.

— И еще, — добавляет он. — Раз мы говорим о договоре. У меня должны быть свои выгоды. Привилегии. Поедешь со мной в качестве любовницы.

Кого?!

Любовницами называли постоянных подружек вервольфов, с которыми они понятно чем занимались.

Рычание Доминика ворвалось в мое замешательство:

— Это неприемлемо. Венера волчица, не человек.

А до меня доходит: Рамон делает все, чтобы я передумала. Чтобы не подписывала клятый договор. Чтобы бежала от него так далеко, как могу. Без малыша, конечно. Как только я это осознаю, моя набирающая обороты злость сменяется уверенностью. Уверенностью, что я не оставлю своего малыша. А еще, что справлюсь со всем.

Справлюсь же?

Альфа ждал моего ответа, а у верховного был такой взгляд, словно он уже и так все про меня знал. Что ж, я его разочарую: меня нельзя купить или запугать. Да я любого порву за моего малыша! Это крошечное существо самое любимое на свете. Для меня он целый мир!

— Я согласна, — сообщаю, пока не передумала. Глядя ему в глаза. — Я выбираю быть со своим ребенком.

— Нет, Венера, — Доминик поднялся, — я поклялся защищать тебя. И как твой альфа не соглашусь на это.

— Ты поклялся не делать ничего против моей воли, и это мое решение.

Договор был составлен за пару часов и оказался достаточно простым. Доминик пригласил своих юристов, приехали представители Рамона. Мне «предложили» посидеть в спальне, а потом просто дали поставить подпись. С трудом превозмогая усталость (все-таки тревоги дня сказались на моем самочувствии) я вчиталась в пункты. Из них следовало, что у меня есть время до рождения ребенка. Время подумать и отказаться. Еще там было про медицинскую помощь и про мое обеспечение. Но от одного пункта к горлу подкатила тошнота: в случае моей естественной смерти ребенок доставался Рамону, но, если смерть будет насильственной — верховный обязан передать его стае Доминика. Размашистая подпись новоявленного отца говорила о том, что решать проблему со мной так радикально он не намерен. Это обнадеживало.

Еще обнадеживало, что в отличие от союза с Августом, договор с верховным будет рациональным соглашением, где каждый получит свое и останется довольным. Мне хватило парочки разговоров с Рамоном, чтобы понять: на его внезапную любовь к моей персоне рассчитывать не стоит. Но если он надеется, что я буду перед ним прыгать, как дрессированная собачка, то он сильно в этом ошибается.

Впрочем, поставив подпись, я сразу узнала, что собачка может хотя бы сорваться с поводка и убежать, а мне даже этого не позволят. Как не позволят попрощаться с Чарли и Анхелем или обнять перед отлетом Доминика. Забрать вещи! Рамон просто кивнул вервольфу, которого назвал Хавьером, и который не позволил мне позвонить альфе, и меня запихнули в знакомый внедорожник и привезли в аэропорт. Привыкшая к свободе выбора, я просто кипела от злости.

У Рамона что, нет семьи? Друзей? Нельзя же быть таким черствым!

Мои не самые радостные мысли прервала мелодия звонка. На этот раз никто не пытался выхватывать у меня телефон, поэтому я просто ответила.

— Ви! — почти прокричала Шарлин. — Что вообще происходит?

В ее голосе было столько тревоги, что мне на секунду стало стыдно. Я не могла с ней увидеться, но могла позвонить.

— Я улетаю, Чарли. Я встретила своего истинного, и не только поэтому…

— Я знаю. Доминик мне все рассказал.

— Тогда ты должна знать, почему у меня не получилось с тобой попрощаться.

— Так захотел этот бес! Он же Август номер два.