— Еще я умею при прикосновениях видеть, что человека волнует в данный момент, о чем он думает или вспоминает. И чувствовать особенно сильные эмоции на расстоянии. Неосознанно еще. И за время поездки применил Дар лишь раз, но не к тебе или Нариму, и во вред это никому не пошло. И еще хочу, чтобы ты знал: дружба — это отношения не сюзерен-вассал, хозяин-раб или покровитель-опекаемый, дружба — это когда на равных, когда для тебя имеют значения лишь личные качества человека, а не количество власти и денег в руках друга. Иначе это уже не дружба, а коммерческие отношения. — Я отпустила его руку и, встав, подошла к Нариму, давая Заруху возможность осмыслить увиденное и услышанное. — Ну что, Нарим, давай, я покажу проявления своего Дара и тебе, — улыбнулась я.

Он как завороженный протянул мне руку, а я показала, каким нерешительным впервые увидела Нарима и как постепенно этот робкий мальчик стал для меня настоящим другом, которому я по-настоящему стала доверять, как была растеряна и рада, когда, узнав мою тайну, он меня поддержал, и как рада, что мы будем учиться вместе.

— Это удивительно! — восторженно прошептал он. — Видеть все глазами другого человека! Ощущать все как он!

— Поверь, это не всегда приносит радость, — я невесело улыбнулась. 

— Лей, — тихо проговорил Нарим, — я рад, что ты считаешь меня своим другом. И это… ну, в общем, ты для меня тоже уже давно друг… или подруга... — на грани слышимости добавил он.

Невольно, я прыснула смехом, настолько заговорщицким в этот момент он сделал свое лицо.

— Ладно, давайте ложиться спать, а то мастер Мирех завтра утром сделает из нас отбивную.

Мы с Наримом тяжело вздохнули, вспоминая каждодневные экзекуции, лишь по недоразумению называемые тренировками. Зарух все это время сидел все в той же позе, глубоко уйдя в себя. Но когда мы задули свои свечи, он погасил и свою. А через полчаса вдруг заговорил:

— Сколько себя помню, меня всегда учили никому не доверять и ни к кому сильно не привязываться. Когда мне было пять лет, отец подарил щенка, который вырос в замечательного пса, и более верного друга я не знал. Шарт всегда был рядом, готовый помочь и защитить, даже спал со мной в одной постели. Я кормил его с рук и выгуливал, сам занимался дрессировкой. Но через три года отец у меня на глазах скормил ему отравленное мясо. Ни мои просьбы, ни рыдания не помогли. И когда пес сдох, отец сказал, что даже самые преданные друзья — это наша слабость, которую не может себе позволить ни один правитель. Он сказал, что собак у меня может быть много, как и тех, кто будет постоянно рядом, но я всегда должен помнить о той слабости, что они принесут с собой, если я буду иметь неосторожность привязаться к ним больше, чем нужно. А потом он подарил мне другого пса, который точно так же был мне предан, но я всегда помнил, что он не Шарт, и никогда не кормил его с рук. 

Я осознанно выстроил вокруг себя стену, но ты, Лей, каким-то непостижимым образом расковырял в ней приличный кусок, и я почувствовал, что чего-то в жизни недополучаю… — интонации Заруха были настолько взрослыми, что у меня мурашки побежали по телу. — Я видел, как ты себя ведешь с окружающими! Видел, как они тянутся к тебе, и видел, что с тем же Ромичем вас связывает самая настоящая дружба. Одно то, как ты поделился с ним пищей тогда на площади, даже не задумываясь — этот жест означает полное доверие друг другу… Вы пообщались лишь глазами — и все! Это вышло так естественно, что было совершенно понятно, что для вас обоих это в порядке вещей.