Воняет ужасно. Делаю себе чай и сбегаю на улицу за стол. Тут полная пепельница, две пустые пачки из-под сигарет. Вздохнув, делаю вид, что не заметила. Я не злюсь, они сейчас очень много работают, просто устала и понервничала, а еще ушибленная нога немного ноет.
Из гаража до меня доносится раздраженный мат и металлический звон бросаемых на пол инструментов. Встаю у дверей и наблюдаю за работой. Интересно, как оживает скелет мотоцикла. Фыркает, чихает, рычит и заводится. Судя по довольной морде Лекса, что-то они победили и все у них заработало.
Выкатывают технику на улицу, оставляют двигатель работать, внимательно за ним следят, сидя на корточках. Выглядит это очень забавно, если честно. Улыбаюсь. Лекс зачем-то оглядывается, ловит мою эмоцию, и его карие глаза стремительно темнеют.
Блин, да что опять не так?!
Чтобы не задохнуться от собственного сердцебиения, разгоняющего кровь до такой степени, что она начинает греться, отвожу взгляд первая. Не выдерживаю я его молчаливого напора. Мне становится жарко, чувствую, как горят щеки, и, ненавидя свою реакцию на этого непрошибаемого, но чертовски красивого парня, сбегаю в гараж. Покормить же их надо, а у нас ничего нет, все еще вчера доели.
Стараясь не думать о ночи в одной комнате с ним, готовлю простой ужин: картофельное пюре и куриные котлеты, к ним стругаю салат из сезонных овощей с заправкой из подсолнечного масла. Парни как раз заканчивают, расходятся по своим душевым, а я накрываю стол на улице.
Едим мы тоже за обсуждением ремонта и предстоящей гонки. Точнее говорят они, а я молчу, глядя строго в свою тарелку.
— Кузёнок, поедешь с нами? — доносится до меня.
— Куда? — поднимаю взгляд на Марата.
— Гонку смотреть, конечно. Там будет очень круто, — заверяет он.
— А вы не будете принимать участие? — становится интересно.
— Мы на ней деньги будем зарабатывать, — алчно улыбается Марат. — Хотя я не прочь прокатиться в парном заезде, но Лекс уперся.
— Почему? — я правда не понимаю. Если это такое значимое событие, а Лекс и так гоняет, почему не хочет принять участие там?
— Потому что вот это все, — Лекс обводит рукой двор, — надо сделать. Времени впритык и на ремонте мы поднимем больше. Гонка официальная, там ставки копеечные в сравнении с тем, сколько я зарабатываю на ночных заездах. Или ты думаешь, я до конца жизни планирую жить в гараже и ремонтировать байки в таких условиях?
— Я не думаю…
— А иногда полезно! — рявкает он и встает из-за стола.
— Чего я сделала-то опять?! — не выдержав, кричу ему вслед.
Не оглядываясь, уходит. Мар только руками разводит. Он явно понимает, что происходит, но друга выдавать не собирается.
Помогает мне с посудой и уходит к себе. Я еще долго сижу на улице в надежде, что Лекс сейчас уснет, и тогда я прокрадусь в комнату и тихонечко устроюсь на диване.
Поднимаюсь только тогда, когда глаза начинают закрываться прямо в положении сидя.
Тишина такая… После дневного шума она особенно давит на уши. Лекс лежит на спине в одних серых боксерах, обтянувших совершенно все. Зажмурившись на мгновение, открываю глаза и снова смотрю на него. Глаза закрыты, на равномерно двигающейся груди страницами вниз лежит очередная книга с надписями на английском языке. У него есть такие книги. Он их читает так же быстро, как и на родном. Я на днях пыль вытирала и из любопытства заглянула. Не нашла ни одного знакомого слова, убрала от греха подальше.
Протиснувшись к дивану, максимально тихо забираюсь на него, поджимаю колени к животу, обнимаю подушку и замираю, продолжая рассматривать спящего парня. Я уже наизусть знаю каждую мышцу на его теле, где расположены татуировки и что у него пугающе большой… к-хм… самый важный мужской орган после мозгов. Не то чтобы я видела другие, но мне иногда интересно, как его девушки не пугаются. Сабина вот восторгалась.