— Как твоя нога? — ее голос бьет по натянутым нервам.

Сжав зубы, забираю сумку с книгами и ухожу к себе, оставив ее вопрос без ответа. Зло скидываю все на пол с полок и пытаюсь уместить на них книги. Надо еще будет сделать, не помещается.

На кровать кидаю одну из работ Ленор Уокер, которая специализируется на помощи женщинам, таким, как мой Домовенок. Она у меня, конечно, еще совсем не женщина и всей ситуации я не знаю, но оставить это так тоже уже не выйдет. Надо разбираться.

Снимаю с себя шмотки и в одних боксерах ложусь на кровать, погружаясь в чтение. На уши начинает давить тишина. Я, оказывается, успел привыкнуть за эти дни к постоянному копошению внизу. Отложив книгу и протерев глаза, слезаю с кровати, босиком спускаюсь на первый этаж. Свет горит. Кузя в новых пижамных шортиках и майке с тонкими лямками спит на диване, прижав к себе моего зайца.

— Пристрелите меня кто-нибудь… — вздыхаю, скользя взглядом по ее бедрам до узких плечиков.

Ресницы дрожат, губки поджаты. Коленки к животу подтянула. Это ее любимая поза. В ногах простыня лежит. Осторожно укрываю девушку до пояса, гашу верхний свет, оставляя только ночник. На кухонной тумбе для меня стоит ужин, накрытый большой белой салфеткой. На табуретке лежит щетка для чистки одежды. Ею, скорее всего, она приводила в порядок зайца.

Мне вдруг не хочется есть одному. Пока она не видит, подтягиваю низкий столик к самому краю дивана, сажусь у нее в ногах и ем остывший суп.

«Что, блядь, поплыл, гордый, одинокий байкер? — усмехаюсь сам над собой. — Быстро же она к тебе в башку залезла. В сердце главное не пускай. Там темно и страшно. Ей не понравится».

11. Глава 11

Домовенок

Выхожу, чтобы развесить белье, и спотыкаюсь о какую-то железяку, лежащую на куске картона прямо у входа. Тазик падает, хорошо хоть не переворачивается. Прыгаю на одной ноге, растирая большой палец.

— Осторожнее, Кузёнок, — раздается за моей спиной. Марат ловко подхватывает на руки и сажает прямо на стол. Осматривает мою ступню, невесомо поглаживая ее большой теплой ладонью. — Ты тут сейчас аккуратно ходи, — проговаривает он, — видишь же, завал.

Вижу. Они все время твердят про важную гонку сезона. Оба гаража завалены новенькими запчастями, чужими мотоциклами, расположившимися как внутри, так и на территории. К нам постоянно кто-то приезжает: парни, девушки, парни с девушками. Ни одна больше не остается на ночь. Парни уезжают сами. Хоть так. Мне должно быть все равно на их бурную интимную жизнь, но так легче. Никто косо не смотрит и не пытается унизить.

Лекс практически перестал со мной разговаривать. Наше общение сводится к коротким просьбам, его недовольному рычанию по мелочам. Остальное время он либо работает, либо читает, либо не ночует дома.

Сейчас вот, когда у него прошла нога, во дворе появилась боксерская груша. Парни повесили, точнее вернули, как пояснил Марат пару дней назад. Убирали на время духоты, чтобы просто так на солнце не висела. Сейчас на улице дышится легче, и они ежедневно минут по сорок по очереди красуются голыми, красиво прокаченными торсами, прыгая вокруг спортивного снаряда.

Еще у нас есть штанга и гантели. Фитнес не выходя из дома.

— Мар! — рявкает на друга вышедший покурить Лекс.

Марат, усмехнувшись, тут же убирает руки. Помогает мне слезть со стола и поднимает тазик с бельем. Сам относит его к веревкам, которых здесь тоже стало больше. Стирка практически ежедневная. Я еще никогда так не мечтала о стиральной машинке, как сейчас. Рабочая форма крайне тяжело отстирывается от масла и бензина. Свою одежду после ночных загулов Лекс стирает сам. Я как-то попыталась прихватить, он так рявкнул, что все желание тут же отпало. И проблемы купить даже подержанную стиральную машинку нет, есть проблема в ее подключении. Но они думают, что уже приятно. А пока я с покрасневшими от трения и стирального порошка ладошками развешиваю два серых комбинезона на веревках.