— Ничего! — хмыкнула Таня. Она поспешила отвернуться от меня, чтобы спрятать свои слезы, а мне отчего-то стало неловко, словно плакала она из-за меня.

— Тань! Ты почему здесь? — я хотела сесть рядом и поговорить. Правда, Рябова моих желаний не разделяла.

— Убирайся! Оставь меня в покое! — прошипела она гадюкой и тут же вскочила с места. На ней не было лица: красный, распухший от слез нос, глаза как у кролика, искусанные губы – ей было реально плохо, а я не знала, как помочь.

— Ты так из-за четверки, что ли? — переминалась я с ноги на ногу. — Подумаешь! У Сергея Викторовича просто лимит на пятерки. Только на Воронцову хватает.

— Да отстань ты от меня, Варя!

— Дело не в оценках, да? Тебя кто-то обидел?

— Ты русский понимаешь? Не лезь ко мне!

Рукавом толстовки смахнув слезы с щёк, Рябова схватила со скамейки рюкзак и побежала к выходу из раздевалки. Я попыталась преградить ей путь – отпускать девчонку в таком состоянии было делом рисковым — но Таня грубо меня оттолкнула.

— И что они в тебе нашли? — процедила она сквозь зубы и скрылась за дверью.

— О чем ты? — пробормотала я в пустоту, а потом наспех скинула свои вещи в рюкзак и прямо так, не переодевшись, бросилась за Таней. Вот только Рябовой и след простыл.

Я не нашла ее ни в коридоре, ни в школьном холле, ни в столовой. Я заглянула в уборную, искала у входа в актовый зал, в библиотеке и за фикусом. Я даже не постеснялась обыскать мужскую раздевалку. Но Рябовой нигде не было. Махнув на чужие слезы рукой, я вышла на улицу. Подставив пострадавшее личико весенним лучам солнца, я на мгновение закрыла глаза и полной грудью втянула пропитанный ароматом сирени воздух. На губах заиграла улыбка, а в душу заглянуло умиротворение. Жаль, ненадолго…

— Вот мы и встретились, Матрешка! – прогремел Добрынин, опустив мне на плечи свои тяжеленные лапы. — Прогуляемся?