— Правда, дорого́й? — прощебетала она нежно, смахнув невидимую пылинку с его плеча.

А мне стало обидно! Очень! Ещё и Митя под ухом так некстати ухмыльнулся…

Мамин же Володенька с готовностью кивнул — нормально ответить мешал битком забитый макаронами рот. Ну и клоуна мать выбрала себе в спутники жизни!

— Всё верно! — я улыбнулась из последних сил, с трудом сдерживая подступающие к горлу слёзы. — Спешка хороша лишь при ловле блох!

Отодвинув от себя стакан с вишнёвым соком, я отвернулась — смотреть на воркующих стариков было до невозможного мерзко.

— Варя! — осекла меня мать. Тон её голоса откровенно намекал, что хорошие девочки за столом о блохах не говорят. Правда, мы с ней обе знали: из хорошего во мне было только имя!

— А что я такого сказала? — притворно удивилась, наконец, получив свою порцию материнского внимания. Правда, на меня родительница смотрела не так нежно, как на своего макаронника. Напротив, в её взгляде, слегка прищуренном и строгом, читалось откровенное недовольство моим поведением. Наверно, поэтому хрупкая маска паиньки вмиг разлетелась вдребезги, а с губ сорвалась грубость:

— Спешат со свадьбой либо по глупости, либо по залёту! Вы на дураков непохожи!

Неровно вздохнув, мама прикрыла ладонью рот. А её несчастный Володенька, явно не ожидавший от меня подобного заявления, внезапно поперхнулся.

— Твой выход, стукач! — я бросила в сторону Мити ядовитый взгляд, но Добрыня, как и его отец, соображал сегодня крайне туго. — Чего сидишь, инвалид? Папочку спасай!

Но по всей вероятности, ловким ударом вилки я нейтрализовала не только умственный, но и слуховой центр парня: Митька продолжал раскисать в кресле полудохлой амёбой и равнодушно, словно со стороны, наблюдал, как Владимир Геннадьевич приходил в себя.

— Ты чего завис, Добрынин?

Я скрестила на груди руки и исподлобья посмотрела на одноклассника. Митя же в ответ лишь сильнее стиснул челюсти, но промолчал.

А между тем за нашим столиком творилась настоящая вакханалия: Добрынин-старший беспрерывно кашлял, мать суетилась возле него, как курица-наседка, а обслуживающий нас официант только и успевал что подносить воду.

— Да расслабься ты, Митюша! — брякнула я, пока нас никто не слышал. — Моя мать не настолько сумасшедшая, чтобы детей рожать твоему блаженному папаше!

— Ты хотела сказать, что она слишком стара для этого! — вмиг очнувшись, выплюнул Митя.

— Нет, — я покачала головой, мысленно втыкая с десяток вилок в голую задницу парня. В прошлом году маме только-только исполнилось сорок — смешной возраст! Но объяснять это Митьке было неблагодарным занятием!

— Возраст здесь ни при чём! — фыркнула я в ответ.

Внутри всё клокотало от желания поставить зарвавшегося парня на место, а потому я судорожно прокручивала в голове всевозможные варианты ответной колкости и не заметила, как за нашим столиком снова воцарилась тишина.

— Проблема в другом, Митюш! — цокнув языком для важности, я устремила взгляд к потолку. — Просто твой отец беден, как церковная мышь.

— Не переживай, Варвара, я достаточно зарабатываю, — вместо Мити, пробасил Владимир Геннадьевич, а я чуть не свалилась со стула. — И на братика тебе хватит, и на роспись, и на свадебное путешествие ещё останется.

Боже! Как же мне хотелось сейчас провалиться сквозь землю или хотя бы снова залезть под стол, чтобы до конца ужина носа оттуда не показывать! Казалось, все посетители «Фаджоли» в эту минуту смотрели на меня с укором! Больше всех, разумеется, вгрызалась в меня разочарованным взглядом мама. Она отрешённо качала головой и не верила своим ушам. Да я и сама себе готова была влепить оплеуху! Понимала, что должна была как-то извиниться, попытаться всё объяснить, но мерзкий шепоток Мити над ухом снова спутал все карты.