Парень ждал моего ответа. Косо глянув на него через плечо, я решительно продолжила сканирование привезенных им грузов, лишь через долгую, практически бесконечную минуту буркнув в ответ:

— Первая Звездная Академия Альянса. — И затаила дыхание в ожидании реакции парня.

Техник не подвел.

— Ни фига ж себе! — восторженно присвистнул он. Они все и всегда так реагировали, когда узнавали, где я проходила обучение. Круче реагировали лишь те, кому я признавалась, что получила диплом с отличием.

Я перебирала контейнеры и коробки, неаккуратно сканируя их и перекладывая с места на место и ожидая, когда парень достаточно опомнится, чтобы задать тот самый, ненавистный мне вопрос, на который так не хотелось отвечать. Сканирование — рутинная, тошнотворная работа, которую некому было выполнить за меня. Это только на больших кораблях имелись должности ответственных за снабжение, мне приходилось все делать самой. И сейчас эта работа была как нельзя кстати, помогая мне держать себя в руках.

Техник оказался в придачу ко всем своим недостаткам еще и слегка туповат. Я поняла, что он никогда не поступит, когда парень сообразил задать вопрос только тогда, когда я уже заканчивала сканирование:

— Слушай, — осторожно начал он, — не пойми меня неправильно, но если у тебя действительно диплом первой Звездной, тогда что ты делаешь в этой дыре?

А может, и поступит, хмыкнула я про себя. Если не перестанет осторожничать и анализировать, что делает и что говорит.

Просканировав последнюю коробку и убедившись, что на тележке действительно находятся припасы для межпланетного перелета, я повернулась к парнишке лицом и положила руки на бедра. Тот подобрался под моим взглядом. Даже пивное брюшко втянул. Мне пришлось подавить улыбку. Слишком хорошо я знала, кого парень сейчас видит перед собой: тощую, остриженную слишком коротко для женщины, костистую особь с нездоровым цветом лица, тонкими и бесцветными губами, жилистой шеей, плоской грудью и слабо выраженными бедрами. Грудь я упаковывала в сверхплотный спортивный лифчик. Остальное… Жизнь у меня была такая, что жир не нарастал на костях.

— Что делаю в этой дыре, говоришь? — Я позволила все-таки улыбке проявиться. Несмотря на тревогу и неуверенность в завтрашнем дне, настроение неожиданно поползло вверх. — А я на выпускном устроила безобразную драку и набила морду лица преподавательнице по психологии!

Парень ошарашенно вытаращил на меня глаза, очевидно, не в силах соотнести драку и засушенную бабу, стоящую перед ним.

— Она тебя по экзамену валила, что ли? — неуверенно предположил он. — Или по пьяни?

Поднявшееся было настроение, с размаху грохнулось об покрытие ангара. И я пробурчала, отворачиваясь от собеседника:

— Угу, по пьяни.

Незачем ему знать мою настоящую историю. Все равно не поймет.

Я так и не смогла добраться до галанета, чтобы проверить, кому принадлежит «Шерварион». Когда я подписывала контракт, то в нем дата вылета указывалась завтрашним утром. Но едва я закончила готовить яхту к отлету, упаковав все необходимое по местам, проверив техническое состояние корабля и позаботившись о кое-каких хитростях, едва собралась запереть «Шерварион», пойти где-то перекусить и хотя бы попытаться добыть информацию, как на мой коммуникатор поступил звонок. Моя нанимательница, нервная до снежной бледности лица, скороговоркой протараторила, что ее мужу становится хуже и желательно лететь как можно быстрей. А потом поинтересовалась, где я и как быстро смогу прибыть на корабль.

Я нахмурилась. Те крохи, азы медицины, которые преподавали нам в академии, просто вопили, что, если состояние пациента нестабильное, его никак нельзя отправлять в космос. Капсула там или нет, но любой старт — это дополнительная нагрузка на и без того больной, разбалансированный организм. Медики в таких случаях старались сначала стабилизировать состояние существа. А потом уже отправлять его рисковать в космос.