Даже не обернувшись ответила:

– В самый раз.

Ралок вновь крякнул. Уж он то ожидал, что я подпрыгну от неожиданности.

– Шкуры то у тебя лысые, и выделка не ахти, – продолжали противным тягучим говорком за спиной.

Я не оборачивалась, хотя стоять к подобному типу спиной и было неприятно. Инстинкты подсказывали, от него можно ожидать всего, особенно подлости.

– Отличные шкуры, – не выдавая зарождающейся злости сказала я. – И ты знаешь это. Именно из нее сделаны твои сапоги, и куртка, и вся обувка твоей семьи. Если нашлась несчастная, согласившаяся жить с тобой.

Все в деревне шилось и мастерилось из шкур, добытых егерем и мною, а последние три года – только мною. Местные пытались охотиться, но их таланта и терпения хватало лишь на птиц. А одежду и тем более обувь шить было нужно. Вот и приходилось мириться с женщиной-охотницей.

Только многих такое положение дел злило.

– Оставляй мешок и проваливай, – срывающимся голосом приказали сзади. – Это будет твоя плата за то, что давно мяса в деревню не носила.

Я медленно обернулась, отчего-то улыбаясь. Похоже будет старосте сегодня зрелище.

– Нет.

Короткое слово прозвучало как команда. Щуплый, перекошенный на один бок мужик бросился в мою сторону.

В памяти всплыла история, как один из местных корову гнал с поля, да хлыстом приложился сильнее нужного. Так животина возьми и бодни хозяина. С тех пор перекосило его на левый бок.

Я немного подвинулась в сторону, и мужик с шипением промчался мимо. Развернулся и бросился обратно. Теперь мне пришлось сделать целых два шага, чтобы уйти от свирепого деревенщины.

– Что за корова, даже стоять смирно не можешь? – прорычал Кривой.

Я пожала плечами и улыбнулась шире.

– А ты так и не выучил урок, что от коров следует держаться подальше?

Глаза Кривого едва не вылезли на лоб. Он зарычал, сжал кулаки и еще менее грациозно, чем в первые разы побежал на меня.

Слегка присев, я поднырнула ему под руку, выставила ногу и подставила аккуратную подножку.

Кривой с ревом полетел на землю.

Я почувствовала азарт. Вся тоска и злость на Орсо, за то, что оставил меня, рвались наружу. Это был отличный шанс выпустить пар на Кривого. Но тот отчего-то замолк. Не шипел, не рычал, и даже не ругался.

Я с удивлением обернулась.

Кривой валялся посреди комнаты. Похоже, массивная лавка из толстых досок встретила его лоб ласковым поцелуем.

Я даже попинала его сапог кончиком носка. Кривой был надежно усмирен.

Разочарование – все, что я испытала, глядя на тушу у себя под ногами.

– Вот, пожалуйста, все что вы просили.

Жена старосты протягивала мне мешок, туго набитый и аккуратно завязанный. И когда только успела все собрать? Расторопная женщина.

Я забросила ношу за спину, мельком глянула на Ролока. Тот с растерянностью глядел на Кривого. Все еще надеялся, что тот очухается?

Кивнув хозяйке, я вышла на улицу.

В крови все еще гулял хмель от несостоявшейся по сути драки. «Развеялась», называется. Я ухмыльнулась, оглядела улицу. Старика Фрина нигде видно не было. Жители же деревни выглядывали кто из щели приоткрытой двери, кто из угла окошка.

И чего они ожидали? Что меня избитую выволокут из дома старосты?

Я поправила мешок на плече и спокойно зашагала к тропе. Нападения я не ожидала. На сегодня их порох перегорел, но вот наведываться сюда со шкурами больше не хотелось.

Лес встретил меня приятными шорохами, привычным скрипом веток, ароматом прелой листвы.

Я размеренно шагала по узкой тропке, и дурные мысли улетучивались сами собой. Лес усмирял мой пыл. Успокаивал. В чаще все делалось простым, понятным. Не то, что у людей.