Тимур усмехается, чем возвращает меня в реальность. Чувствую, как краснеют щёки, и резко возвращаюсь к подносу с завтраком.

– Я поем сегодня? – ровный голос с весёлыми нотками немного облегчил мне задачу.

– Да, конечно, – беру поднос и ищу, куда его поставить, чтобы ему было поближе.

– Сядь, Настя, – недовольно говорит он, видя, что я кручусь, как курица под дождём. – Рука, – напоминает он, и я понимаю, что мне придётся его кормить.

Отлично. Просто прекрасно. Ничего не скажешь.

– Да, хорошо, – мямлю я и возвращаю поднос на тумбочку.

«Вчера была порешительнее», – издевается внутренний голос.

Беру тарелку с кашей и сажусь рядом с Тимуром, руки предательски дрожат, и я всячески избегаю встречи с его взглядом. Кожей чувствую его пристальный взгляд, от чего по спине стекает пот.

Ложкой зачерпываю немного каши и подношу ко рту Тимура. Приходится поднять голову, чтобы ненароком не попасть ему в лоб. Открывает рот и заглатывает ложку, глядя на меня. Тёмные глаза проникают глубоко в душу, читают, ищут слабость и давят на неё. У меня на лбу выступает испарина, и выбившая прядь волос прилипает к мокрому виску.

Тимур поднимает здоровую руку и убирает несчастную прядь за ухо. Дыхание сбивается, и я неожиданно всхлипываю.      

23. Глава 23

Тимур

Настя всхлипывает и опускает взгляд.

– Вы думаете, что я слабая дурочка, да? – тихо спрашивает она, застыв с ложкой каши в руке.

– Для студентки неплохо держишься, – отвечаю и поднимаю её подбородок кончиками пальцев. – Зальёшь слезами кашу, будешь переделывать, – указал я с нажимом, но с претензией на юмор. Настя улыбнулась, и я впервые увидел её улыбку.

– Как вы себя чувствуете, болит плечо? – взволнованным голосом интересуется она.

– Нормально всё, - отмахиваюсь, больше, чтобы самого себя убедить.

Взгляд Насти скользит по повязке и чуть ниже, затем резко мне в глаза… опускает взгляд на губы.

– Простите… – коротко говорит она.

Я пытаюсь сжать в кулак раненую руку, и боль стрелой пронзает её. Девушка извиняется за взгляд, боится меня. Но эта новость не зажигает внутри, не радует, как это бывает в большинстве случаев. Внезапно на меня обрушивается желание почувствовать её руку в своей, а ещё карие глаза продолжают играть со мной в прятки. Настя кормит меня, пока тарелка не становится пуста.

– Вот и хорошо. У вас здоровый аппетит, – замечает она.

– Я должен встать на ноги. Чем скорее, тем лучше, – пытаюсь не думать сейчас о виновнике моей беспомощности. – Ты болела, – не спрашиваю, говорю.

Незачем ей знать, что мне почему-то стало интересно её состояние.

– Да, но в этой суматохе я даже забыла об этом… – говорит и ставит пустую тарелку на прикроватную тумбочку.

Мысли о так называемом отце без спросу лезут в голову. Я должен доказать Игнату, как он ошибся, и что меня так просто не сломить. Моими делами буду управлять только я. Своё не отдаю никому и никогда.

– Хотите ещё что–нибудь? – спрашивает Настя.

– Да, – киваю, отталкиваюсь от кровати здоровой рукой и сажусь.

– Вам нельзя! Врач строго запретил… – пытается меня остановить Настя.

– Я сам буду решать, и врача здесь нет, – твёрдо говорю я.

Прошу Настю достать из моего шкафа свежие брюки, верх отверг, чтобы не мучиться с повязкой. Поднимаюсь на ноги, и меня ведёт в сторону: последствия стольких дней в лежачем положении. От ватной слабости подгибаются ноги, перед глазами чёрные пятна. Я падаю обратно на кровать и бью кулаком по матрасу.

– Чёрт! – ругаюсь громче, чем хотелось.

Настя вздрагивает и делает шаг назад, что не совсем приятно.

– Не дёргайся. Помоги.