– Ищи автора записок, Николаич. И проверь-ка ты Янышеву по откатам.
– Вот, – ухнул начальник службы безопасности. – Еще один снял в туалете на четвертом этаже. Прям напасть какая-то!
Агафонов вырвал из рук безопасника новую прокламацию и, сунув в карман куртки, ввалился в кабинет к Еве.
– Собирайся, – пробурчал глухо и, не получив согласия невесты, полез в шкаф за пальто. – Все, Ксения Олеговна, до завтра, – кивнул он, взяв за руку Еву и ведя ее к лифту.
– Ты можешь объяснить, что происходит? – пробормотала Ева, войдя в лифт и чувствуя на себя липкие взгляды сотрудников. Со стороны выходило, что двое – биг-босс и рядовая сотрудница – встретились после праздников и решили продолжить начавшееся на банкете знакомство.
– Просто нельзя вот так сразу в работу окунаться, – усмехнулся Агафонов, надавливая на кнопку с надписью «паркинг». – Нам нужно в новом доме освоиться, – заметил он, прижимая ее к себе. – Решить, что нужно докупить. Забрать твои вещи с Ломоносовской. Егоркины пожитки – от Нины. А работа никуда не денется! Тебе вообще положен больничный! Нет смысла геройствовать! – принялся уговаривать он, прекрасно понимая, что, засади он ее дома, и сам сдохнет от тоски в офисе. Я вообще могу дома работать, – заметил, щелкая брелоком. – А тебе отлежаться надо. Желательно со мной. И что тут непонятного, Ева? – возмутился он, помогая ей усесться в машину.
– Что у тебя в кармане? – строго поинтересовалась она. – Я видела сегодня, маркетологи шушукались. Какая-то гадость про меня? – подозрительно насупилась Ева и потребовала: – Покажи!
Агафонов, еще минуту назад считавший себя суперагентом, неожиданно замялся. Но подумав, что Ева может где угодно увидеть похабную листовку, счел нужным показать ее Еве. И мысленно схватился за голову…
«Как она отреагирует? – подумал он. – Нина бы точно закатила истерику. А Ева? Расплачется или рассмеется?»
Но на лице невесты появилась лишь грустная усмешка.
– Это Ева, всем ховаться! Еве хочется иббацца! – продекламировала она, с горечью рассматривая свою фотографию в восточном наряде, будто перечеркнутую грязными стишатами. А затем поморщившись добавила: – Я знаю, кто это написал, Миша!
– Кто? – проревел он, садясь за руль. – Я уволю сейчас всех! Говори! Юлька из производственного? Или кто у нас там еще талантами блещет?
– Глеб Старшинов, – прошептала Ева. – Он когда-то ко мне сильно приставал. Сначала я отшила, а потом, наверное, мои братья вмешались. Старшинов больше не лез, но декламировал похожие стишки. «Это Ева – наша цаца, ей бы в куколки играться!».
– Я понял, – рыкнул Агафонов и, позвонив Кислицыну, заявил: – Проверь Старшинова из отдела продаж. Есть подозрения, что это он. Если все подтвердится, уволить за утрату доверия, – велел Михаил и, подмигнув Еве, завел двигатель. – Пусть работают, а мы поедем трахаться, – провозгласил он.
– Если завтра появятся еще листовки, – хмыкнула она. – Я допишу на них свои стихи.
– Это какие же? – нахмурился он, выезжая из подземного гаража.
– Нужно как-то срифмовать, что мне нравится трахаться, но только с тобой, Агафонов, – рассмеялась Ева и прильнула к его плечу. Осторожно погладила по руке, потом по джинсе на коленке. Почувствовав ее пальчики на своей ноге, Агафонов чуть не заорал от восторга. Он уже который день ощущал себя самым счастливым человеком в галактике и твердо знал, как ему повезло.
«Все очень просто, – протянул он мысленно. – Нужно во всеуслышание объявить, что эта женщина моя. И пусть все недоброжелатели засунут свои языки туда, где никогда не бывает загара!» – решил Михаил и удивленно уставился на тренькающий телефон.