Он вошел в приемную, где Ольга уже поливала цветы, и строго велел:

– Вызови прямо сейчас ко мне Муромцева, а на десять – Рубакину и Надежду Сергеевну. Планерку проведем в одиннадцать. Антонову скажи, что в два часа он едет со мной на Метростроевскую…

– Дана Сергеевна уже звонила, – пролепетала Ольга, записывая каждое слово шефа. – Просит принять.

– Не сегодня, – поморщился Агафонов, собираясь забрать Еву домой часа в три и до возвращения Егора с чувством позаниматься любовью. Он будто снова увидел лежавшую рядом любимую женщину, услышал ее порывистое дыхание… И отогнал от себя мысли о ней.

«Иначе сейчас, как идиот, ворвусь в юротдел и на руках отнесу в пентхаус», – вздохнул он, а вслух предупредил душевно:

– Оль, Ева моя руку сломала, если ей что-нибудь понадобится, не откажи в помощи, хорошо?

И не обращая внимания на вытаращенный взгляд секретарши, удалился к себе. И только оставшись в тиши полутемного кабинета, отчетливо понял, что за все десять дней новогодних праздников ни разу не вспомнил о работе, не поинтересовался, как все эти дни шло строительство, не позвонил сорок раз прорабам и заместителям. Снова подумалось, как за несколько дней жизнь поменялась.

«Ты прям настоящим семьянином заделался, Миша, – хмыкнул он про себя, осознав, что даже на одну ночь не захотел оставлять сына и Еву в пентхаусе. – Во-первых, неудобно, – пробурчал он себе под нос. – Ребенку и собаке тяжело жить в административном здании… Да и опасно. А во-вторых, – и Агафонов с ужасом понимал, что именно в этом и кроется причина скоропалительного переезда в частный дом, построенный пару лет назад, но так до конца и необжитый. – Ева не должна увидеть игровую комнату, – рыкнул он мысленно. – Егор – тем более. Шест этот, кровать… О чем ты думал, когда заказывал такую красоту, Миша? – поинтересовался он у самого себя, точно зная, что никакие групповухи в пентхаусе он не организовывал. Да и сам редко принимал участие в подобном. Ну, может, пару раз у того же Демы. – Только теперь, после Нинкиных обвинений, попробуй, объяснись с Евой, если ей придет в голову сунуть нос в дальнюю комнату. Врезать замок и запереть на ключ? – тяжело вздохнул он, представляя себя Синей Бородой. – Или лучше снести, на хрен. Выкинуть, к гребаным чертям, всю начинку и оборудовать детскую для Егора», – решил Агафонов, включив компьютер и с удивлением глянув на появившуюся в дверном проеме Дану.

– Можно войти, Михаил Александрович? – жалостливо пропела она и, не дождавшись разрешения, по-свойски вплыла в комнату.

Агафонов почувствовал, как в башке тренькнул тревожный звоночек, и брошенная Ниной фраза обрела совершенно другой смысл.

– У вас пять минут, Дарина Сергеевна, – холодно заметил он, наблюдая, как бывшая любовница вздрагивает и усаживается на краешек стула.

– Миш, прости, – тяжело вздохнула она. – Ну, хочешь, я уговорю Кармигодяна?

– В этом нет нужды, – поморщился Агафонов, но сдержался, не желая распространяться о ссоре с Демьяновским. – Обойдемся как-нибудь, – пробурчал он и добавил жестко: – Если у тебя все, иди работай, Янышева, – впервые в жизни назвав ее по фамилии.

Дана дернулась, будто от удара, и, еле сдерживаясь, пробормотала:

– Я наломала дров, мне и исправлять. Миша, я уговорю его. Пожалуйста, дай мне шанс…

– Ничего не нужно, – криво усмехнулся Агафонов. – Просто держи язык за зубами, дорогая, – выплюнул он последнюю фразу. – Что-то твой словесный понос мне недешево обходится. Еще раз облажаешься, уйдешь в тот же день, поняла?

– Да, конечно, Мишенька, – пролепетала она.