– За-а-а что-о-о?!! – давлюсь каждым звуком, и никак этот изливающийся поток не остановить.

Моя боль, тысячекратно помноженная на боль Лукаса… Разве это можно вынести?

– Войт! – Пробился сквозь сплошную дикую какофонию моих рыданий, воя и страданий чужой голос. – Войт! Очнись, я тебе приказываю!

Но я не могу. Я сломана.

– Войт, поднимайся! – Крепкие, слишком горячие руки схватили мои плечи, а я закричала еще сильнее, начав отбиваться, одновременно стремясь свернуться в позу эмбриона. Пусть убираются, мои тело и душа холодные, как лед, и я хочу остаться здесь и замерзнуть окончательно. До смерти.

Но голос и руки настаивали, не оставляли в покое, тянули из той бездны, в которую я добровольно проваливалась, и в единый миг мое бескрайнее отчаяние обратилось в неописуемую ярость. В полной темноте, оглохшая от собственных воплей, я извернулась, готовая атаковать и жалить змеей, и бросилась на посмевшего вторгнуться на территорию моего горя. Слепо и неистово замолотила кулаками, локтями, коленями, вцеплялась зубами во все, до чего дотягивалась, полосовала ногтями. Тело мгновенно покрылось потом, и мне удалось-таки выскользнуть из захвата и вскочить на ноги, но только на секунду. В следующую моя паническая глухота испарилась, только для того, чтобы слух хлестнуло звуком мягкого хлопка и лицо уткнулось в преграду, а тело оказалось окутано с ног до головы чем-то невообразимым. Мягчайший обжигающе горячий бархат, усыпанный бесчисленным количеством колюче-твердых морозных капель, будто натянутый на гибкое и при этом упругое основание и насквозь пропитанный головокружительным ароматом, от которого, как по властной команде, мои мышцы разом обмякли. Я вспыхнула вся – от самых интимных уголков и до кончиков волос, с протяжным стоном изогнувшись в тесном плену потрясающего, сводящего с ума жара. Новая немыслимая метаморфоза – бушующая ярость тут же стала равной ей по силе жгучей похотью. Мое сознание окончательно перегрузилось, и я обвисла безвольной тряпкой в дарящем непрошенное облегчение коконе и прижалась к мощному телу за моей спиной. Я просто отдалась, целиком и полностью, безвозвратно, позволяя вожделению победить меня, без единой мысли, чьи руки сейчас на мне и что будет потом. Потом для меня сейчас просто не было. Ничего в этот момент от меня не зависело, и в том было наивысшее наслаждение. Мне даже не нужно было поддерживать себя, искать опору – все это стало не моей заботой. Мою кожу терзали чужие губы, осыпая поцелуями, больше похожими на укусы. Затылок, шею, плечи. Мою плоть сжимали, тискали, требовали в свое владение чужие жадные руки. В мое внезапно истекающее влагой естество сзади безжалостно вторглась чужая плоть, набрав сразу же беспощадный темп, заставляющий лязгать мои зубы. Мой оргазм был внезапным, ошеломляющим, острым, но тоже каким-то чужим. А вот последовавшее за ним полное онемение почувствовалось как раз полностью моим. В сознании вдруг наступила оглушающая тишина, в которой слышались лишь два замедляющихся дыхания. Потрясающий колюче-мягчайший кокон все еще окутывал меня, но его прикосновения уже не дарили дразнящую все нервные окончания ласку, каждая мышца тряслась в истощении и таком неправильном наслаждении, и лишь только запах оставался все тем же искушающе-крышесносным.

– Какого же черта… – хрипло пробормотал в мой затылок декурион Крорр. – Я ничего такого не планировал, Войт. Этого… не должно было случиться.

Но случилось, и влага, заскользившая теплым потоком по моим бедрам, была как насмешливая печать, подтверждающая состоявшийся факт катастрофы.