Впрочем, задаваться этими вопросами я перестала, когда мы трое оказались на главной улице нашего района. Мне думалось, что эти кварталы будут находиться в оцеплении, и пройти внутрь будет проблематично, но ошиблась.
– Барьер поставили, – первым смекнул запыхавшийся владелец пекарни. – Преодолеть его могут только те, кто здесь живет.
Нас с ним барьер пропустил беспрепятственно, а вот Фин наткнулся на невидимую преграду. Проступившее на его лице отчаяние достигло апогея, и мне его стало искренне, от всего сердца жаль.
– Но там же папаня! – воскликнул он. – Почему я не могу пройти?!
Вернувшись к нему, я сделала то, что, пожалуй, следовало сделать с самого начала.
– Послушай, – произнесла, глядя в его беспокойные глаза. – Ты ведь мужчина. И твой отец мужчина – я уверена, сильный и смелый. А твоя мама осталась одна, без поддержки вас обоих. Как ты думаешь, кому твоя помощь сейчас нужна больше?
В тех самых глазах отразилась тень сомнения.
– Ты оставил ее, сбежал, – закрепляя успех, продолжила я. – А она в тебе нуждается. К складам тебе сейчас все равно не попасть, возвращайся обратно.
– Но папаня… – Фин совсем по-детски хлюпнул носом. – Там же словно сама преисподняя разверзлась, я слышал!
– Слухи сильно преувеличены, – с уверенностью, которой совсем не испытывала, сказала я. – А твой папа тоже обязательно вернется, вот увидишь. Думаешь, он обрадуется, что ты сбежал из дома, бросив маму?
Судя по сменяющемуся выражению лица Фина, мои слова возымели нужный эффект. Пробормотав что-то неразборчивое и покусав губу, он, в конце концов, помчался в обратном направлении – на этот раз на полной скорости, лишенный компании медлительного человека преклонных лет.
К слову, о том самом человеке. Пока я разговаривала с Фином, владелец пекарни успел уйти, и теперь единственной моей защитой перед порождениями Тьмы являлся свет фонарей.
Не мешкая, я уже тоже бегом устремилась вперед по освещенной улице. Дым здесь плотнее, едкий запах гари – тучнее и ощутимее. Людей здесь тоже было больше… нет, их было очень-очень много. Все местные высыпали на улицу, переговаривались, жались друг к другу и передавали свежие новости. И если вначале я совершенно не видела следов пожара, то вскоре они стали заметны.
Склады, с которых начался пожар, располагались в середине квартала. Больше всего я боялась, что ветер разнес огонь по всему району и, к несчастью, это опасение подтвердилось. Из-за того, что на части склада хранились магические артефакты, подпитанное высвобожденной из них магией пламя легко разносилось даже по каменным домам. Повсюду сновали пожарные, на охваченные огнем крыши лилась вода, некоторые жители, объединившись, тоже пытались тушить пожары. Что-то уже успело сгореть, что-то только начинало. То тут, то там, в вышине мелькали яркие силуэты фениксов…
А я все бежала. Дыхание сбилось, в боку нещадно кололо, от дыма на глазах выступали слезы.
Остался всего один квартал, отделяющий меня от дома. И именно здесь, на небольшом перекрестке я увидела то, что вынудило меня непроизвольно остановиться.
Дом четы Бэйрси пожирало безжалостное пламя. Его тушил целый отряд пожарных, но от балконов уже остались одни догорающие угольки, стекла на окнах треснули. И даже уйма защитных, навешенных на стены артефактов, не смогли защитить одну из них от частичного разрушения.
Господин Бэйрси с женой стояли неподалеку – поникшие, беспомощные, потерянные. На Элеоноре, прижимающей носовой платок к дрожащим губам, не было лица. Казалось, она постарела лет на десять.