Как бы я не относилась к Люции, в этот момент меня переполнило сочувствие по отношению и к ней, и к ее родителям. Потому что сейчас они являлись частью одной большой, неожиданно настигшей нас всех беды.
Но, по крайней мере, все были живы. Выгоревший дом – дело поправимое, особенно, если у тебя есть деньги. А, судя по двум увесистым сумкам, которые прижимали к себе господин и госпожа Бэйрси, все самое ценное они вынести успели.
Я хотела было подойти к ним и спросить, не видели ли они моих опекунов, но быстро себя одернула. Вряд ли они сейчас расположены отвечать на вопросы и адекватно на что-либо реагировать.
Последний рывок. Бесконечно долгие минуты – и я оказалась стоящей ровно напротив своего дома.
Дома, еще недавно объятого огнем. Дома, который успели потушить, и теперь он, покрытый черной копотью, походил на несчастного рейанца – гонимого и всеми позабытого. Но уцелевшего и сохранившего жизнь.
Мой взгляд медленно скользнул от нижних этажей до верхних, каждый из которых не обошел огонь. Глубоко вдохнула, прежде чем посмотреть на самый верхний этаж и чердак. Большинство домов начинали гореть именно с крыш, и шансы на то, что наш этаж уцелел, были минимальны, если существовали вообще…
Сердце подскочило и забилось где-то в районе горла. Уже в который по счету раз не веря себе, я смотрела на место, где прожила почти девятнадцать лет.
Весь дом покрывала черная копоть, многие окна зияли провалами, несколько балконов обрушились… А наш этаж был цел. Как и чердак. На первый взгляд казалось, что они не изменились, будто огонь к ним вообще не подобрался. Чистое и аккуратное светлое пятно на фоне разрухи и серости.
Просто немыслимо…
– Мя-я-у, – неожиданно раздалось протяжное кошачье завывание.
В следующее мгновение на руки опешившей мне запрыгнул огромный и пушистый рыжий вихрь. Впрочем, не совсем рыжий, учитывая большие черные пятна на его длинной шерсти.
– Кот! – обрадовалась я, крепко прижав его в себе. – Слава Пресветлому, с тобой все в порядке!
От испытанного облегчения я была готова разрыдаться, но выработанная за долгие годы привычка не позволила слезам выйти наружу.
– Ида! – раздалось следом восклицание. – Инида Трэйндж!
Тетушка Эльза всегда называла меня полным именем и фамилией, когда сильно нервничала или злилась. Она спешила ко мне, одетая в совершенно нелепое ярко-розовое платье и розовую же шляпу, на которой при каждом шаге подрагивали тощие перья.
– Тетушка, – ей я обрадовалась тоже. – Как вы? Где дядюшка Риус, с ним все в порядке?
– В порядке, что ему сделается-то, – отмахнулась она. – Утешать господина Бэйрси отправился. До нас огонь дойти не успел, пожарные его потушили. Хотя, конечно, странно это… все дома с крыш гореть начали, а наш снизу.
Тетушка частила, с присущими ей визгливыми нотками рассказывая, как пила в гостиной чай, а потом заметила на улице яркие блики. Как почувствовала запах гари и, заподозрив неладное, выглянула в окно. Как посмотрела вниз и едва не лишилась чувств, увидев, что основание дома пожирает пламя.
– А ты-то как здесь оказалась? – оборвав себя на полуслове, без перехода спросила она.
– Узнала, что в наших кварталах пожар, – ответила я, поглаживая мурчащего Кота. – Не могла не прийти.
Тетушка Эльза исследовала меня пристальным взглядом с ног до головы. От этого цепкого взгляда явно не укрылись ни красивая институтская форма, ни сидящий на моих руках Кот.
– Платье испачкаешь, – закончив «осмотр», неодобрительно произнесла она.
И вот в этом вся тетушка – вокруг огненный апокалипсис, а она печется о какой-то ерунде.