Ассасин усмехнулся, глядя на стремительно бледнеющее лицо крестоносца. Кай резко поднялся, отряхнул одежду и направился к своему коню. Тот испуганно всхрапнул, когда хозяин рассерженно накинул на него седло, и Сабир, фыркнув, отпихнул рыцаря в сторону.

– Тише, – сказал, по-прежнему улыбаясь, – лошади нам ещё пригодятся. И они не виноваты, что у тебя с женщинами совсем плохо.

Кай не ответил, но Сабир остался доволен очередной порцией колкостей, а потому замолчал тоже, и оба не проронили ни слова до тех пор, пока кони не были осёдланы. Выезжали уже почти в темноте: ассасин выбрал узкую тропу, уводившую вдаль от главной дороги, и Кай, с трудом направляя своего коня по скалистым холмам в полнейшей темноте, из которой то и дело выныривали раскидистые корявые деревца, не выдержал:

– Почему этим путём? Могли бы пройти по широкой дороге…

– До первого боевого отряда, – отозвался из сумрака Сабир. – Христианские владения скоро кончатся, крестоносец, а судя по тому, что я слышал в городе, вам надо опасаться набегов сарацин из здешних пустынь. А там и Салах ад-Дин войска подтянет. Словом, народа здесь по ночам шастает немало, уж поверь! И чем быстрее мы затеряемся в пустыне, тем лучше. Там одна только опасность – кочевники. Но они не проблема…

Кай невольно согласился: тех, кого Сабир убил по пути в Тир, он, видимо, и в самом деле проблемой не считал.

Ехали долго, всё больше отдаляясь от главной дороги. Несколько раз их окрикивали из темноты – вначале на английском, затем на франкском и на арабском – но оба благоразумно не отзывались. Кто-то даже пустил стрелу на цокот копыт, но промахнулся: наконечник звякнул о камень в нескольких шагах от Кая.

Рассвет и полдень встретили в пути, хотя Кай уже едва держался в седле. У подножия очередного холма крестоносец взмолился: