Возможно, этому способствовало невероятно быстрое заживление его собственной раны, над которой юный лорд поколдовал ещё в начале пути. Сабир не признавался, но от глубокого ранения не осталось и следа буквально на следующее же утро – чудо, которого ассасин объяснить не мог, а потому тщательно, но безрезультатно старался забыть.

– Подождёшь у ворот, – обратился к Каю ассасин, когда вдали показались высокие стены Яффы. – Наберёшь воды в колодце, напоишь коней. Я раздобуду всё остальное.

Кай молча кивнул: в их паре всё решал Сабир. Юный лорд не жаловался: он привык к подчинению. В детстве – Роланд, после – наставники в монастыре, затем отец, и вот теперь – стыдно признать – палестинский убийца Сабир.

Ассасин поглубже натянул капюшон, скрывая смуглое лицо от подозрительных взглядов вооружённых всадников, и сгорбился в седле, пропуская их мимо себя. С приближением к городу боевые отряды встречались им всё чаще; чувствовалось всеобщее напряжение. Кай то и дело вспоминал брата и сестру Штрауб: Гуго поступил верно, покинув Тир, но, по мнению крестоносца, продвинулся недостаточно далеко, чтобы уйти от опасности.

– Я быстро, – пообещал ассасин, остро глянув на молодого рыцаря.

Кай молча кивнул, с трудом перебрасывая ногу через круп коня и спрыгивая на землю. Его раны, в отличие от Сабира, заживали не в пример медленнее: по-прежнему болела голова, тревожило плечо и бедро, утомительная слабость не покидала уставшее тело.

Ассасин уже скрылся в толчее у городских ворот, когда Кай привязал лошадей у поилки и направился к колодцу. К тому времени, как он напоил взмыленных животных и пополнил запасы воды, солнце уже перевалило за полдень и медленно клонилось к закату. Сабир задерживался, и Кай прилёг в тени раскидистого тамариска, у которого обыкновенно останавливались менялы перед заходом в Яффу. Сейчас дорога к воротам постепенно пустела: кто разжился ценным товаром, спешил укрыться за городскими стенами до наступления темноты.

Бросив ещё один взгляд на рассёдланных лошадей, Кай опустил веки, устраиваясь поудобнее. Ехать собирались всю ночь, и ему бы не помешал отдых.

– Простите за дерзость, господин, но… вы – Кай? Сэр Кай Ллойд?

Молодой рыцарь вздрогнул, распахивая глаза, резко сел, не обращая внимания на острую боль в плече. Перед ним стояла незнакомка в хиджабе с открытым лицом; в руках она держала корзину, полную сена. Очевидно, женщина возвращалась с полевых работ; уставшая, изнемогшая после изнурительного труда, она оказалась в числе последних работников, возвращавшихся в город. У тамариска, под которым прилёг Кай, она остановилась не случайно: теперь, когда юный лорд открыл глаза, женщина рассматривала его с подозрением, перераставшим в непоколебимую уверенность. Она оказалась молода и, несмотря на коричневый загар и измождённый вид, по-своему привлекательна. Траурные одежды выдавали в ней вдову; кисти рук, державшие корзину, не огрубели от тяжёлого труда, но после долгого дня в поле исцарапались и перепачкались землёй.

– Я не могла ошибиться, – продолжила она. – Я каждый день ищу его лицо в толпе. И вы с ним так неуловимо похожи…

– С кем? – хрипло спросил Кай, поднимаясь на ноги.

– С вашим братом, – просто пояснила женщина, так спокойно, словно они были знакомы уже много лет, – с сэром Роландом Ллойдом. Он рассказывал о вас… о тебе, юный рыцарь. Показывал свои картины – он прекрасный художник. Рисовал по памяти твоё лицо. Меня тоже рисовал – я храню эти холсты. А ещё он носил в медальоне локон твоих белых волос. Говорил, вы были очень близки…