– Вы знаете моего брата? – едва не задохнулся Кай. – Правда?!

Женщина нехорошо усмехнулась.

– Лучше, чем хотела бы. Он посещал меня в Яффе. После смерти мужа я имею свой дом, но не имею средств, чтобы его содержать. Твой брат… помогал мне. Заходил время от времени, оставлял деньги.

Кай не сразу понял; но когда до него дошло – вспыхнул, не зная, куда девать глаза. Женщина казалась привлекательной – хиджаб не скрывал выразительных тёмных глаз, полных губ, гладкой смуглой кожи; а ткань верхней одежды, хотя и ниспадала до самой земли, но не сковывала движений по-девичьи гибкого стана.

– Ещё он обещал увезти меня отсюда, – красиво очерченные губы незнакомки дрогнули, взгляд плеснул яростью и болью. – И я поверила. Не ему, о юный рыцарь! Но слову лорда, которое он дал. Я знаю, что это много значит для таких, как вы. Но тем не менее Роланд – мой Роланд – уехал несколько дней назад, предупредив, что это был наш последний раз. Даже не сказал, куда едет. Я не питала особых надежд, ведь я жила на его деньги после смерти мужа. Целомудренные женщины так не поступают. Люди уже прозвали меня шармутой*… Я своей вины не отрицаю: то, что я полюбила Роланда, мой грех. Твой брат не взял бы меня в жёны. Но увезти отсюда он мог. Куда угодно. Теперь, когда я тяжела от него…

(*араб. – шлюха).

Кай сглотнул, затряс головой, словно отгоняя наваждение.

– Вы… ты… беременна от него? – шёпотом спросил он. – Правда?

– Мне нет смысла лгать тебе, о юный рыцарь, – с горечью выговорила женщина. – Потому что я не собираюсь ничего просить у тебя. Ты не в ответе за грехи своего брата. Будь он мёртв, я бы пала тебе в ноги, умоляя взять себя в жёны. Но пока он жив… ему и отвечать перед Аллахом… или перед Христом, если бы только он верил в своего Бога! Когда моя тяжесть станет видна для людей… знаешь ли ты, сэр Кай, что последует за этим? О-о, вижу по глазам, догадываешься! У меня нет родственников, которые бы заступились за меня, нет друзей. Муж мой был стар и бесплоден, так что даже скрыв своё растущее чрево от чужих глаз, я не сумею солгать людям о том, что взяла на воспитание внебрачного ребёнка моего покойного Хасима! Я обречена на позорную смерть, и это нерождённое дитя – тоже. И поверь мне, юный рыцарь, это самый лёгкий путь из возможных! Моя мать в своё время поступала проще: когда рождались девочки, неугодные отцу – он желал лишь наследников – она душила их тотчас после родов, не давая им сделать и нескольких вдохов. Я была старшей, и потому выжила – мать всё надеялась, что следующие дети родятся мальчиками. Мне приходилось порой помогать ей… и это то зрелище, которое я никогда не забуду, сэр Кай! Поэтому где бы ты ни повстречал своего брата – если доживёшь до этого дня – передай ему, что я не стану умерщвлять своё дитя! И когда меня потащат за волосы на городскую площадь или придут в дом, чтобы сжечь вместе с плодом – скажи ему, что наша кровь на его руках! Свои я марать не стану – даже ради него!

Кай стоял ни жив ни мёртв; рассматривал незнакомку, которая то сжимала, то разжимала кулаки; кусала губы, морщила лоб, сдерживая злые слёзы. Получалось у неё плохо: несколько крупных капель сорвались из переполненных влагой глаз, сбежали по щекам. Теперь только Кай понял, что женщина действительно была молода, хотя и казалась старше из-за мешковатой одежды и платка, натянутого едва ли на не самые глаза. Очевидно, того же возраста, что и Ева, – просто пережить ей довелось чуть больше, чем баронессе Штрауб, а теперешние потрясения лишь довершали картину, тенями разукрашивая усталое лицо.