Кай открыл глаза, опуская руку. Внимательно вгляделся в лицо спутника, точно пытаясь уловить оттенки ощущений в чужом теле.

– Легче?

Сабир не ответил. Боль и в самом деле утихла, будто юный лорд её рукой снял, однако это могло оказаться и мороком, внушением, с мастерством которого ему не раз приходилось встречаться. Он дёрнул плечом, тревожа рану, чтобы боль помогла ему прийти в себя: обычно только так и спасались от дурмана попавшие под власть одержимого люди.

– Не надо, – попросил Кай. – Потом сильнее болеть будет. Позволишь мне осмотреть тебя? Боль я снял, но рану нужно промыть и обработать…

– Так ты лекарь, – задумчиво протянул Сабир, снимая с плеча перевязь метательных ножей и складывая её у едва тлеющего костра. – Вот оно в чём дело… А я всё гадал, что такой юный, неопытный рыцарь делает в ближайшем окружении Ричарда. Будь ты трижды сын лорда, но без своего дара ты – никто! А вашему Ричарду дьявольски повезло – держать такой реликт под рукой…

Кай вспыхнул, отводя взгляд. Сабир скинул с себя вторую перевязь, стянул через голову монашеский балахон, под которым оказалась плотная кольчуга; с трудом, кривясь, стряхнул с себя металлическую сетку, и скинул следом тонкую нательную рубашку, пропитавшуюся кровью. Без одежды он оказался намного стройнее, чем Кай предполагал: смуглый, жилистый, подвижный и, как оказалось, практически лысый – здесь, на Востоке, это было редкостью и, возможно, даже бесчестием: мужчина, не носящий бороды, бритый наголо…

Впрочем, бесчестием как для арабов, так и для христиан считалось брать плату за чью-то смерть. Но для сторонников Горного Старца, или Шейха, чужое мнение имело слишком малый вес, чтобы обращать внимание на подобные предрассудки.

Палестинский убийца отличался от всех, виденных им раньше, и Кай просто терялся в догадках. Кто же он на самом деле, и чего ждать от такого, как этот Сабир?

– Рана свежая, – проговорил Кай, рассматривая глубокий порез – ассасина наградили тычковым ударом. Если бы не кираса, убийцу проткнули бы насквозь, насадив на клинок, как дичь на вертел. – Когда ты успел её получить?

– Пока ты крепко спал, – с усмешкой отозвался спутник, наблюдая за лёгкими, уверенными движениями рыцаря. Кай быстро разобрался в чужих вещах: чистой, смоченной в воде тряпицей протёр рану, наложил свежую повязку, бинтуя раненого через плечо.

– Кто-то нашёл нас?

– Попытался, – помедлив, ответил ассасин. – Возможно, родственники нашего радушного бедуина, столь любезно снабдившего нас припасами в дорогу.

– Родственники? – непонимающе уточнил Кай, разглаживая ладонью наложенную повязку. Сабир напрягся и тут же расслабился: горячая волна от прикосновения ладони рыцаря разошлась по всему телу, забирая остатки боли с собой. – Что им нужно?

– Месть, – спокойно ответил ассасин, накидывая рубашку на себя. – И то, чем можно с нас поживиться.

– Месть? – переспросил Кай, и тут же осёкся. Вспомнился вечер их отъезда: бедуин ведь так и не вышел к ним, так и не показался! И этот балахон… тот, который Сабир велел надеть Каю, чтобы быть менее заметным в пустыне среди населявших её арабов, тот, который оказался так похож на носимый хозяином шатра…

– Что ты с ним сделал? – севшим голосом спросил Кай. – Ты… убил его?!

– Тише, – поморщился Сабир. – Нам были нужны припасы: я не рассчитывал на двоих, когда отправлялся в путь. Пришлось заглянуть на огонёк. Он не дал бы нам уйти, созвал бы всех родственников для погони, и на этом наше путешествие окончилось. А так мы забрались достаточно далеко, чтобы они не сразу вышли на след. Тех, кто всё же попытался, я устранил. Не переживай, крестоносец. Я сказал, что мы доберёмся до Тира, и мы туда доберёмся. И если наш путь и прервётся, то уж точно не из-за беснования одичавшего кочевника.