– Я иду с тобой, – поспешно согласился Кай.

Какой у него был выбор? Он совсем не знал местности, а даже если бы знал – далеко бы ушёл, раненый, пеший, без припасов, к тому же, ежеминутно рискуя нарваться на сарацинов? Если кто-то и выжил из их отряда, он либо вернётся к войскам, либо осядет в христианских городах, и Тир был первым на пути. Что до отца… Кай знал лорда Ллойда достаточно, чтобы утверждать – если он жив, то доведёт дело до конца, чего бы это ему ни стоило. Он наверняка направился туда, куда планировал – на место встречи с тамплиером, обещавшим сопроводить их к месту захоронения Святого Креста. Возможно, самому Каю следовало поступить так же, если он хотел оправдать отцовское доверие и стать хоть немного похожим на лорда Ллойда. Тамплиер устроил тайное убежище вблизи Иерусалима, прячась от своих же бывших соратников, и Кай знал дорогу. Оставалось только надеяться, что тамплиер дождётся этой встречи.

Ассасин уже разводил костёр, чтобы подогреть воду, и лишь сейчас крестоносец запоздало понял, что спутник тоже ранен. Кай не ощущал его боли накануне: должно быть, рана была свежей.

– Вот, – Сабир протянул ему флягу, – выпей.

Кай сделал глоток, вглядываясь в смуглое лицо присевшего рядом ассасина. Нет, ему не показалось: Сабир действительно был ранен, хотя и держался невозмутимо, не выказывая своей боли. Но рыцарь ощущал её, почти так же, как чувствовал, должно быть, сам ассасин – остро, неприятно, горячо…

– У тебя болит, – Кай протянул здоровую руку, почти касаясь груди ассасина, – вот здесь.

Сабир неприязненно покосился на крестоносца, дёрнул щекой.

– Что с того?

– Просто… я мог бы… если ты позволишь… – Кай говорил негромко, ненавязчиво, и Сабир невольно прислушался. – Мог бы…

– Что?

– Помолиться… о тебе.

Ассасин не сдержал широкой усмешки, фыркнул, блеснув белыми зубами.

– Это всё, чем ты можешь помочь? Я не верю в молитвы, крестоносец.

– Нет, – послушно согласился Кай. – Зато верю я. Ты позволишь?

– Ты самому себе помочь не в силах, – презрительно заговорил ассасин, разглядывая молодого рыцаря. – Позаботься прежде о своих ранах.

– О своих – не могу, – вздохнул Кай. – Но если ты позволишь… я мог бы попробовать…

– Пустая трата времени, – отрезал Сабир, выпрямляясь настолько, насколько позволяла ему рана на груди. – Пустые слова! Я не верю басням христиан, той лжи, которую вы называете проповедью. Чтобы молитву услышали, нужно, что было, кому её слышать. За много лет я видел только зверства, творимые с именем Бога на устах. Самого Бога я не видел. И ты хочешь, чтобы я сейчас поверил, что твои молитвы чем-то мне помогут?

Вместо ответа Кай протянул руку, медленно и осторожно, чтобы ассасин не дёрнулся, не уклонился; коснулся напрягшейся груди вначале кончиками пальцев, затем накрыл всей ладонью, принимаясь читать молитву – тихо, чтобы не раздражать своим голосом спутника, быстро, чтобы тот не очнулся и не вывернулся из-под его руки, и с усилием, преодолевая волны отвращения и неверия, исходившие от убийцы.

Сабир слушал – недоверчиво, полупрезрительно, выжидающе. Голос молодого крестоносца оказался мягким, ладонь – неожиданно горячей, и отстраняться совершенно не хотелось: одно только его прикосновение успокаивало разбушевавшуюся кровь. Более того, ассасин мог бы поклясться, что с каждым словом терзавшая его уже несколько часов боль становилась всё тише, всё слабее. Он усмехнулся своим мыслям и принялся с интересом разглядывать одухотворённое лицо молодого рыцаря. Кай прикрыл глаза, заканчивая молитву, и внимательно наблюдавший за ним Сабир отметил, что залегшие на его лице тени побледнели, возвращая измождённому лицу часть живых красок. Определённо, сейчас сам рыцарь выглядел намного лучше, чем накануне утром.