– Мне очень повезло, что ты оказался рядом, – сказал Кай. – Правда, спасибо тебе.

Ассасин качнул головой, отводя глаза, кивнул на коня.

– Придётся ехать вдвоём. У бедуина только верблюд, а ты вряд ли хороший наездник.

На верблюдах Каю и впрямь ездить не приходилось. С трудом взобравшись на коня и перекинув больную ногу, рыцарь стиснул зубы, вцепившись в раненое плечо. От усилия перед глазами вспыхнули звёзды, к горлу подступила тошнота. Ассасин легко вскочил в седло, не дал ему упасть, обхватив за пояс.

– Прости… прости, – собственный голос казался не громче пустынного ветра. Кай сделал усилие, сел ровно, тут же вздрогнув от боли. – Я… кажется, не могу…

Голова закружилась, и рыцарь вцепился в вороную гриву, пытаясь удержать равновесие.

– Можешь, – отозвались за спиной. – Можешь и должен. Или ты умрёшь.

Ехать ночью оказалось ещё сложнее, чем предполагал Кай. Как его спутнику удавалось выбирать дорогу среди каменистых холмов и узких тропинок вдоль бесконечных оврагов и расщелин, крестоносец даже не представлял. Время от времени от неизбежной тряски Кай терял сознание, не сваливаясь с коня только потому, что сидевший за ним ассасин крепко держал его за пояс. Растревоженные раны безжалостно терзали измученное тело, а поднявшийся вскоре жар лишил его последних сил.

Несколько раз ассасин сворачивал с тропы, оставлял ложные следы, пережидал, пока не смолкнут далёкие и непонятные крестоносцу звуки, пускал коня то шагом, то рысцой, и почти не обращал внимания на то и дело впадавшего в забытьё рыцаря, не перекинувшись с ним ни словом до самого утра. Прижимал к себе, впрочем, крепко, за что едва державшийся в седле Кай был ему очень благодарен.

Рассвет в горах падает неожиданно.

Когда Кай в очередной раз пришёл в себя и оторвал голову от плеча сидевшего за ним ассасина, они подъезжали по узкой тропе к одной из горных пещер, и солнце уже стояло высоко в небе.

– Приехали, крестоносец, – раздался голос его спутника, впервые за эту ночь.

Он спрыгнул на землю, придержал пошатнувшегося Кая, с трудом перебросившего больную ногу через седло.

– Сюда.

Многословным назвать его спутника точно было нельзя: убийца говорил только в случае крайней необходимости, не тратя ни сил, ни слов попусту. Сэр Кай вошёл в пещеру, ощущая прохладу каменистого грота, прислонился к стене, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Ассасин оставил его – ненадолго, только чтобы завести внутрь коня и привязать его к сталагмиту. Затем его спутник занялся походными мешками, освобождая верного скакуна от тяжести поклажи, но Кай не стал следить за быстрыми приготовлениями ассасина и устало прикрыл глаза. Должно быть, рана на ноге воспалилась – под грубой повязкой жгло огнём, кровь пульсировала часто и толчками – и поднявшийся ещё в дороге жар давил на виски, затруднял дыхание, лишал остатков сил.

– Крестоносец! – голос, окликнувший его, звучал резко и неприязненно. – Не спи! Открой глаза! Нельзя…

Кай вздрогнул от оклика, но нарастающий гул в ушах заглушил звуки чужой речи, и пошедшие перед глазами белые пятна окончательно лишили его всякой связи с внешним миром: тело налилось свинцом, погребая под своей тяжестью стремительно угасавшее сознание.

Ему показалось, что он тут же пришёл в себя, но царивший в пещере полумрак убедил его в обратном: стояла глубокая ночь, освещаемая лишь здесь, в пещере, тлеющими углями от кострища, разведённого, должно быть, его спутником. В бликах почти погасшего костра Кай сумел разглядеть дремавшего в противоположном углу ассасина – он лежал с закрытыми глазами, подложив под голову один из походных мешков и скрестив руки на груди.