Как и не знал он, что сказать отцу, когда тот, вернувшись в окружении рыцарей, зло мерил внутренний двор быстрыми, порывистыми шагами. Лорд Ллойд нашёл своего информатора мёртвым. В нескольких кварталах от внутреннего дворика, где отдыхал его сын, и где скрылся спасённый им от погони ассасин.


***


Каю снился сон. Они снова были вместе – отец, Роланд и он. Сэр Джон улыбался Каю ласково и тепло – как никогда в жизни – а старший брат держал его за руку и просил за что-то прощения. Кай попытался вслушаться, понять, но отец вдруг рассердился, и они с Роландом развязали ссору – одну из многих, виденных им с детства. Кай обращался то к одному, то к другому, но они не слушали, а голоса становились всё громче, громче…

И Кай вдруг понял, что уже не спит, а голоса – мужские, незнакомые – оттого непонятны, что говорят на чужом языке. Он уже неплохо понимал и говорил на арабском, но этот диалект слышал впервые. Приоткрыв глаза, рыцарь увидел недавнего спасителя и пожилого араба-бедуина, которые спорили о нём, о Кае. Он понял это инстинктивно и с болезненным вздохом приподнялся, чтобы прекратить препирательства. Сознание всё ещё помнило отца с Роландом, а их ссор Кай просто не выносил.

– Ты ещё слаб. Лежи, – спаситель опустился на корточки, и рыцарь с запозданием понял, что покоится на шкурах в шатре, а неприветливый бедуин сидит у выхода, буравя их мрачным взглядом. – Что?

– Спасибо… я хотел сказать… спасибо, – с большим трудом, коверкая арабские слова, произнёс Кай.

Человек не отозвался, разглядывая его, и Кай не мог отделаться от ощущения, что они уже встречались раньше. Он носил светлый арабский балахон с монашеским капюшоном, на ногах красовались мягкие кожаные сапоги, за голенищами которых Кай разглядел рукояти небольших кинжалов. У пояса висел длинный меч, полускрытый широким красным поясом, грудь охватывали кожаные ремни, удерживающие ряд метательных ножей. На вид ему было около тридцати, хотя он мог оказаться как старше, так и младше. Мужчины, достигшие такого возраста здесь, на Востоке, почти поголовно носили бороды, но лицо незнакомца было гладко выбрито, хотя на щеках и подбородке кожа казалась намного темнее – растительность, хоть и уступала бритвенному ножу снаружи, изнутри портила цвет и без того смуглого лица. Лишь глаза, синие, как море, выдавали в мужчине далёкую примесь европейской белой крови.

Кай всё-таки сел, покачиваясь и опираясь правой рукой о каменистый пол. Повязка на левом плече была грубой и неудобной, а ногой Кай и вовсе не мог пошевелить.

– Я же сказал – мы ещё встретимся, – усмехнулся спаситель.

И тут Кай понял, где видел этого человека. Как он мог забыть!

– Ассасин! Ты – ассасин…

Помедлив, тот кивнул.

– Мы уйдём отсюда до заката, – проговорил он. – Здесь оставаться небезопасно. Тебе нужно набраться сил перед переходом. Вот, поешь.

Он поставил перед Каем глиняный кувшин с водой и плоскую тарелку, на которой лежал кусок подсохшего хлеба и горсть фиников. Кай не отозвался, в растерянности глядя на своего спасителя, – да и спасителя ли? Судя по всему, они находятся глубоко в тылу у сарацинов; вот и араб-бедуин глядит от входа искоса и недобро – но молчит пока…

– Ешь, – повторил ассасин. – Ты очень слаб, а мы должны проделать большой путь до утра.

– Куда? – ещё больше растерялся сэр Кай, подтягивая к себе кувшин.

– Подальше отсюда, – усмехнулся ассасин, глядя, как крестоносец неловко поднимает кувшин одной рукой и делает первый судорожный глоток. – Такие, как ты, тут не ходят. После появления вашего отряда сарацины переполошились; шагу не ступить. Ты не выберешься отсюда в одиночку.