- О-ой, простите… - тоненько произнесла я, очень «вовремя» заметив вполне себе кадык, выступавший над кружевным воротничком «Мариночки».

Но мои извинения были уже не нужны.

- Это оскорбление! – бушевала красотка, оказавшаяся красавцем. - Меня зовут Марино Марини! У меня адвокатский кабинет в Сан-Годенцо! У меня свадьба через два месяца! Это неслыханно! – он возмущённо взмахнул рукой и, в довершение всех моих несчастий, наступил каблуком своего щёгольского сапога в коровью лепёшку.

Это стало последней каплей, и светило юриспруденции из Сан-Годенцо побледнел, побагровел, опять побледнел, и принялся шаркать ножкой, пытаясь хоть немного отчистить каблук.

- Снимите сапог, - предложила я после того, как некоторое время наблюдала за отчаянными попытками Марино Марини избавиться от продукта жизнедеятельности деревенской коровы. – Я вам водички полью, а вы…

- Благодарю, но не надо! – заявил адвокат с оскорбительным высокомерием. – Жду оплаты до пятнадцатого числа следующего месяца. И надеюсь, что до этого срока у нас не будет повода для встречи.

Он подобрал полы своего роскошного одеяния и направился к карете.

Я почувствовала угрызения совести, хотя ни в чём не была виновата.

- Синьор Марини! – окликнула я, когда он уже поставил ногу на подножку, а слуга аккуратно поддерживал его под локоток. – Синьор Марини, - я догнала адвоката, и он соизволил посмотреть на меня с высоты своего баскетбольного роста. – Мне жаль, что поездка в наши края прошла не совсем так, как вы запланировали, - начала я дружелюбно, - но, смею заметить, коровки – они такие твари Божьи. Где им вздумается, там и… гуляют. Мне бы не хотелось, чтобы мы с вами расстались на такой ноте…

Адвокат не дал мне договорить.

- Поездка на ваши морковкины выселки, - сказал он ледяным тоном, - не может радовать ни одного нормального, просвещённого человека. Всего хорошего, синьора Фиоре. Ещё раз приношу вам свои соболезнования по поводу смерти мужа. Хотя… - тут он ехидно прищурился, - хотя на убитую горем вдову вы не похожи.

Он занырнул в карету и плюхнулся на сиденье, а я увидела, что внутри карета обтянута бархатом, и возле окошка есть даже столик с выемками для посуды. В одной из таких выемок стояла изящная фарфоровая чашечка – белая, без ручки, расписанная синими китайскими драконами, а в другой выемке – стеклянная вазочка с чем-то полупрозрачным и золотистым, похожим на желе.

Мне сразу припомнилась одна из экскурсий в Венецию, когда гид рассказывал, что фарфор появился в Италии именно в этом городе, что первую фарфоровую мануфактуру создала местная семья Вецци и сказочно на этом обогатилась. Потому что до этого времени фарфор в Европу привозили контрабандой из Китая, и стоила такая посуда на вес золота.

Учитывая, что у нас пятнадцатый век на дворе, эта чашечка тоже оценивалась золотом по весу.

И этот человек, у которого в карете контрабандный драгоценный фарфор, обобрал бедную вдову, забрав у неё последние десять флоринов! Да ещё нос перед клиентом задирает! Адвокат, называется!

Все мои дружелюбные намерения тут же испарились.

- Если вы что-то имеете против коров и честного труда, синьор, - сказала я тоже с холодком, и придержала дверь, которую слуга порывался закрыть, - то, может, вам лучше поискать чистеньких городских клиентов? Мы тут, на морковкиных выселках, тоже люди, если вы не заметили. Если я не проливаю слёзы напоказ, это не значит, что я не страдаю. А вам никто не давал права так со мной разговаривать. Тем более, за мои же деньги.

- Ты как смеешь… - с угрозой надвинулся на меня слуга, но адвокат остановил его, резко взмахнув рукой.