- Ценю вашу принципиальность и красноречие, синьора, - произнёс он сквозь зубы, подавшись вперёд и глядя мне прямо в лицо, - и охотно променял бы вас на более богатого и беспроблемного клиента, но у Марини тоже есть принципы. Если не заплатите в следующем месяце, я с вами с удовольствием распрощаюсь. Но пока выполняю условия нашего договора и буду работать на совесть. Даже за ваши жалкие десять флоринов.

Он ещё больше подался вперёд, но вовсе не для того, чтобы посмотреть мне в глаза.

Взялся за край дверцы и захлопнул её, а потом рявкнул кучеру:

- Поехали!

Кучер подхлестнул лошадей. Слуга, придерживая шапку, вскочил на запятки, и карета поехала по дороге, через деревенские ухабы, попадая с кочки в ямку.

Жалкие десять флоринов! Для кого как!..

- Городской петух! – в сердцах сказала я вслед адвокату, и получилось немного громче, чем хотелось.

- Я слышу! – тут же высунулся в окошко синьор Марини.

- Замечательно, что у вас такой острый слух! – крикнула я и помахала рукой, изобразив улыбку.

Ответом мне был взгляд, полный великолепного бешенства, а потом голова синьора Марини исчезла в недрах кареты, и лошади прибавили ходу.

- Вот и поговорили, - пробормотала я, зачем-то вытирая руки фартуком.

Из кареты снова высунулась чернокудрая адвокатская голова, и я прямо услышала, как его милость фыркает, оглядывая окрестности.

Морковкины выселки!.. И ведь слова-то какие обидные подобрал! Горожанин, итить его!

- Апо, - позвала меня Ветрувия, и я с трудом оторвалась от городского флера и вернулась к деревенской обыденности.

Втянув голову в плечи, моя подруга подходила осторожно, почти с опаской. Будто боялась, что сейчас я укушу её за шею, как вампир.

- Значит, теперь тут всё твоё? – уточнила Ветрувия.

- Получается, что так, - подтвердила я довольно кисло.

- Дом, участок, - ещё осторожнее начала перечислять она, - банковский счёт… А на счету, получается, денег нет?

- Получается, что нет, - пришлось мне подтвердить снова. – Ты же слышала – адвокатская морда последние десять флоринов забрал.

- А-а… где же остальные деньги? – озадаченно спросила Ветрувия. – Ведь Джианне занял у синьора Занха десять тысяч…

- Во-первых, мы не знаем – действительно ли занял, - я приобняла Ветрувия за плечи и повела к дому. – Расписку мы с тобой не видели. А во-вторых… Слушай, а почему вы варите варенье без сахара?

Мой вопрос, казалось, поразил её до глубины души.

- Как – почему? Апо, ты что? Откуда у нас сахар? Ты знаешь, сколько он стоит?

- Сколько?

- Очень доро… - Ветрувия запнулась на полуслове.

- В доме стоят сундуки с сахаром, - сказала я. – Шесть большущих сундуков. Похоже, вот куда ушли деньги, которые занял Джианне.

- Вот полено пустоголовое, - почти простонала Ветрувия, но потом оживилась: - А давай мы продадим этот сахар? Ту же цену, конечно, не дадут, но даже за полцены будет хорошо! Возьмём денежки и сбежим!

Вот только сбегать мне совсем не хотелось. И продавать сахар за полцены – тоже. Потому что это означало, что за долгами рано или поздно придут, отберут усадьбу, и я останусь бездомной. Останусь бездомной – не будет возможности жить рядом с озером и искать путь возвращения в мой мир. А это в мои планы точно не входило.

Надо приложить все усилия, чтобы остаться здесь.

- У адвоката была вазочка с вареньем… - задумчиво сказала я.

- Что? – Ветрувия волновалась всё сильнее. – Ты о чём? Апо, давай всё продадим и сбежим отсюда! Пять тысяч – да мы будем жить, как герцогини! Снимем дом с видом на реку, наймём слуг, оденемся в шёлк и бархат!..

- И сколько мы будем так жить? – прервала я её мечты. – Год? Два? А потом что? Юбки задирать за кусок хлеба?