– Ты прав, Мехмед-ага. Но зачем отдавать весь восторг какому-то там неведанному купцу – нужно оставить и себе немного.

– Что ты имеешь в виду почтенный Джафар?

– Я имею в виду, что умный человек может найти и то, что не прятал. Немного удовольствия и для себя, Мехмед-ага – жизнь для того и существует, чтобы приносить удовольствие кому положено и разочарования другим.

– Не уверен, что понял тебя Джафар.

– Пойду, возьму свое удовольствие от этой наложницы, – самодовольно захихикал краснобородый, – От ней не убудет.

– Не кажется мне это мудрым поступком, – с сомнением покачал головой тюрбаноносец. – Чтобы удовлетворить свою похоть, ты расстаешься с товаром, который стоит явно дороже. Возьми других, использованных – какая тебе разница? Сохранишь деньги.

– Как капитан фелюки ты очень хорош, – посмеялся Джафар. – Но как делец на рынке ты не годен, поверь мне. Смекалка и ясность желания – вот что отличает дельца от всех остальных. Я желаю эту. Ты бы видел, как она сопротивлялась, когда бабки проверяли её девственность! Как лиса в капкане. Зубастая. Возбудила во мне желание. Я так возьму своё, что никто и не проиграет, все только выиграют.

– Нет, мне твои слова не понятны… – помотал головой капитан.

– Возьму ее сзади – что тут непонятного? И товар не пострадает, и мне, я уверен, это понравится. Бьюсь об заклад, и ей тоже! – захохотал он, пихая капитана рукой.

Капитан брезгливо поморщился и покачал головой.

– Твоя любовь к забавам неверных – это твое дело, но тут не всё так, как ты говоришь. Когда ты продаешь девственный товар – это означает девственный во всех смыслах, иначе это обман. Не достойно купца.

– А провозить контрабандные тюки достойно купца? – осклабился Джафар, махнув рукой на сваленные в кучу тюки. – Я ничего не скажу, а она тем более помолчит. Как видишь, все остаются в выигрыше. А тебе, Фарук, я дам золотой – в долг, попробуй отыграться.

Фарук с уважением поглядел на Джафара и кивнул.

Капитан поджал губы и, недовольно помотав головой, принялся выбирать среди лежащих на блюде кусков мяса.

Джафар торжествующе усмехнулся.

– Вон ту, Колючку, – показал он пальцем на сидящую в дальнем углу палубы, – спустите в трюм, снимите с нее тряпки и привяжите как козу, на колени. Окатите её из ведра, кстати! – крикнул он вслед удаляющимся помощникам. – Чтобы не смердела, как коза.

Джафар посидел еще немного, прислушиваясь к голосам помощников, ругающихся в трюме – куда утащили слабо сопротивляющуюся девушку. Потом, с трудом перекатившись на живот, подобрал под себя колени и, чертыхаясь, кое-как поднялся на ноги. Поправляя халат, он забрался рукой между его полами халата, пошерудил где-то там между ног и, хитро подмигивая капитану, направился в сторону схода в трюм.

Капитан злобно плюнул в сторону, процедив сквозь зубы ругательство, а Фарук завистливо глядел вслед Джафару, мелко, словно хорек, откусывая от покрытого застывшим жиром куска.

– Воистину… – произнес капитан как бы себе под нос, – создатель сотворил этот мир несовершенным – чтобы было что сравнивать.

– Как? – переспросил Фарук, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу.

– Если бы не было тени – как бы понял, что день хорош? Все уравновешенно на главных весах верховного весовщика.

– Про какие весы изволит рассуждать Мехмед-ага? – подобострастно, но с хитрецой поинтересовался плешивый. – Когда один всегда выигрывает, а другой отдает последнее, нажитое непосильным трудом? Когда одним – все, а другим ничего?

– Непосильный труд? – усмехнулся капитан. – Если я не ошибаюсь, ты Фарук, сборщик налогов. А это хоть и необходимый и много ценимый труд, но видал я труды и тяжелее. Намного тяжелее.