– Разве погода плохая ожидается?

– Да какая там погода, – отмахнулась старуха. – Али не знаете, что Иван Купала сегодня? Поберечься бы вам, миленькой, не ездить через лес да речки. Пару денёчков бы выждали и отправились!

Иван вздохнул.

– Тимофеевна, сколько раз уже говорил, чтобы бросила ты эти свои штучки, – строго начал он. – Нет никаких леших, никаких русалок, и умруны по ночам не ходят. И ведьм да колдунов не существует, а которые таковыми себя кличут – тех давно уже надо определить по соответствующим местам, кого в тюремные застенки, кого в дом для умалишённых. Роженице тоже прикажешь подождать? Или пусть бабка-повитуха немытыми руками детей принимает да по животу банным веником хлещет? А потом все помрут – мать от родильной горячки, дети – от поноса, хлебной соски или другой подобной дряни.

– Страсти вы какие говорите, Иван Кузьмич! – Тимофеевна с оханьем перекрестилась. – Господь милостив и такого не допустит. Надо молиться только ему со всем тщанием…

– Вот и помолись, – кивнул Иван, промокая губы салфеткой. – Как работу сегодня закончишь – возьми из шкатулки в верхнем ящике пару монет, сходи в храм, свечку поставь за здравие будущей матери Катерины Опаненковой девятнадцати лет от роду. А про леших да всякую подобную ерунду нечего и говорить. Ты же столько лет на белом свете живёшь, хоть раз лешего и его собратьев видала?

– Не видала, – согласилась баба, с тоской наблюдая, как он натягивает на плечи сюртук. – Но старики говорят… И матушка моя сказывала, что по лесам и нечисть всякая озорует, и разбойники народ обижают.

– На то они и разбойники, – усмехнулся Иван. – А это ты хорошо напомнила, голубушка. Вот от негодяев защититься точно надо, с ними шанс столкнуться выше, нежели с нечистой силой…

Он взял сумку с инструментами, обработанными карболкой и завёрнутыми в тряпицы, положил в неё смену нательного белья и запасную рубаху, несколько банок с мазями и настойками, а сверху бутылку водки – спирт был дорогой, а прокаливать щипцы да скальпели на свечном огне намаешься. Да и вред для заточки какой! А водка универсальна – и лезвия ею протереть хорошо, и остатки потом обменять можно на что угодно, от места в телеге до ночлега в избе. Земским докторам зачастую выбирать не приходилось – в некоторых деревушках на отшибе изба старосты была ничуть не чище, чем у распоследнего бедняка. Клопы, во всяком случае, водились в ней те же самые.

Именно земским доктором и являлся Иван Кузьмич двадцати шести лет от роду, сын помещика Пантелеева, большого выдумщика. Земли его давали хороший урожай, и скотина плодилась исправно – как раз потому, что управлял ими неглупый и честный приказчик, редкость по нынешним временам. Отец же не вылезал из домашней обсерватории, для которой заказал инструментарий из самого Санкт-Петербурга.

«Наступит время, Ванюшка, когда каждый человек будет охотнее смотреть на звёзды и в книги, нежели на грязь под ногами и в бутылку, – повторял он часто. – А мы должны стараться это время приближать и народишко, который нам доверяет, беречь и просвещать всячески».

Отец выступал за всеобщее просвещение самым активным образом, иногда в принудительном порядке – к примеру, строго-настрого запрещал бабам из поместья да окрестных деревень давать грудным детям «жовки» из хлебного мякиша и держать их в грязных пелёнках. Потому, наверное, и практически не мёрли ребятишки на их землях. Иван таким же вырос – слегка блаженным, до нарядов с выездами в богатые дома не охочим. Он и не видел никогда особой роскоши, даром что сын помещика. Зато книг прочёл великое множество и знал, что нечисти на свете не бывает, что лихорадки да лихоманки приходят от инфекций и нечистот, никак не от наложенной ведьмой порчи. А уж после учёбы на медика знания эти только укрепились.